Солдатский завтрак кофе и сигарета

Эрих Мария Ремарк

Печатается с разрешения The Estate of the Late Paulette Remarque и литературных агентств Mohrbooks AG Literary Agency и Synopsis.

Женщина шла наискосок через мост прямо на Равика. Она шла быстро, но каким-то нетвердым шагом. Равик заметил ее лишь тогда, когда она оказалась почти рядом. Он увидел бледное лицо с высокими скулами и широко поставленными глазами. Это лицо оцепенело и походило на маску, в тусклом свете фонаря оно казалось безжизненным, а в глазах застыло выражение такой стеклянной пустоты, что Равик невольно насторожился.

Женщина прошла так близко, что едва не задела его. Он протянул руку и схватил ее за локоть. Она пошатнулась и, вероятно, упала бы, если бы он ее не удержал.

Равик крепко сжал руку женщины.

– Куда вы? – спросил он, немного помедлив. Женщина смотрела на него в упор.

– Пустите! – прошептала она.

Равик ничего не ответил. Он по-прежнему крепко держал ее за руку.

– Пустите меня! Что это? – Женщина едва шевелила губами.

Равику казалось, что она даже не видит его. Она смотрела сквозь него, куда-то в пустоту ночи. Просто что-то помешало ей, и она повторяла одно и то же:

Он сразу понял, что она не проститутка и не пьяна. Он слегка разжал пальцы. Она даже не заметила этого, хотя при желании могла бы легко вырваться.

Равик немного подождал.

– Куда же вы, в самом деле? Ночью, одна, в Париже? – спокойно спросил он еще раз и отпустил ее руку.

Женщина молчала, но с места не сдвинулась. Раз остановившись, она, казалось, уже не могла идти дальше.

Равик прислонился к парапету моста. Он ощутил под руками сырой и пористый камень.

– Уж не туда ли? – Он указал вниз, где, беспокойно поблескивая в сероватой мгле, текла Сена, набегая на тени моста Альма.

Женщина не ответила.

– Слишком рано, – сказал Равик. – Слишком рано, да и слишком холодно. Ноябрь.

Он достал пачку сигарет, затем нашарил в кармане спички. На картонке их оказалось всего две. Слегка наклонившись, он прикрыл ладонями пламя от легкого ветра с реки.

– Дайте и мне сигарету, – бесцветным голосом произнесла женщина.

Равик выпрямился и показал пачку:

– Алжирские. Черный табак. Его курят солдаты Иностранного легиона. Пожалуй, для вас слишком крепок. Других нет.

Женщина покачала головой и взяла сигарету. Равик поднес ей горящую спичку. Она сделала несколько глубоких затяжек. Равик бросил спичку через парапет. Словно маленькая падающая звезда, спичка пролетела сквозь тьму и погасла, достигнув воды.

На мост медленно въехало такси. Шофер остановил машину, посмотрел на них, немного выждал и двинулся дальше, вверх по мокрой, поблескивающей в темноте авеню Георга Пятого.

Внезапно Равик почувствовал, как сильно он устал. Весь день напролет он работал и, придя домой, не мог уснуть. Тогда он вышел на улицу – хотелось выпить. И теперь, в промозглой сырости глубокой ночи, он чувствовал неодолимую усталость.

Равик посмотрел на женщину. Почему, собственно, он ее остановил? С ней что-то стряслось, это было ясно. Но ему-то какое дело? Мало ли он встречал женщин, с которыми что-то случалось, особенно ночью, особенно в Париже. Сейчас это ему было безразлично, он хотел лишь одного – спать.

– Ступайте домой, – сказал Равик. – Что вам здесь делать в такое время? Еще, чего доброго, не оберетесь неприятностей.

Он поднял воротник, намереваясь уйти. Женщина смотрела на него непонимающими глазами.

– Домой? – повторила она.

Равик пожал плечами:

– Домой, к себе на квартиру, в отель – куда угодно. Неужели вам хочется попасть в полицию?

– В отель! О Боже! – проговорила женщина.

Равик остановился. Опять кому-то некуда идти, подумал он. Это следовало предвидеть. Всегда одно и то же. Ночью не знают, куда деваться, а утром исчезают прежде, чем успеешь проснуться. По утрам они почему-то знают, куда идти. Вечное дешевое отчаяние – отчаяние ночной темноты. Приходит с темнотой и исчезает вместе с нею. Он бросил окурок. Да разве он сам не сыт всем этим по горло?

– Пойдемте куда-нибудь, выпьем рюмку водки, – сказал он.

Так проще всего – расплатиться и уйти, а там пусть сама позаботится о себе.

Женщина сделала неверное движение и споткнулась. Равик снова поддержал ее.

– Устали? – спросил он.

– Не знаю. Наверно.

– Настолько, что не можете спать?

– Это бывает. Пойдемте. Я провожу вас.

Они пошли вверх по авеню Марсо. Женщина тяжело опиралась на Равика – опиралась так, будто каждую минуту боялась упасть.

Они пересекли авеню Петра Сербского. За перекрестком улицы Шайо, вдали, на фоне дождливого неба возникла зыбкая и темная громада Триумфальной арки.

Равик указал на освещенный узкий вход, ведущий в маленький погребок:

– Сюда… Тут что-нибудь да найдется.

Это был шоферский кабачок. За столиком сидело несколько шоферов такси и две проститутки. Шоферы играли в карты. Проститутки пили абсент. Они смерили женщину быстрым взглядом и равнодушно отвернулись. Одна, постарше, громко зевнула, другая принялась лениво подкрашивать губы. В глубине зала совсем еще юный кельнер, с лицом обозленной крысы, посыпал опилками каменные плитки и подметал пол. Равик выбрал столик у входа. Так было удобнее: скорее удастся уйти. Он даже не снял пальто.

– Что будете пить? – спросил он.

– Не знаю. Все равно.

– У нас только французские.

– Зеленых нет. Только синие.

Равик разглядывал руку кельнера, на ней была вытатуирована голая женщина, шагающая по облакам. Перехватив его взгляд, кельнер сжал кулак и напряг мускулы. Женщина непристойно задвигала животом.

– Значит, синие, – сказал Равик.

– Может, еще найдется пачка зеленых. – И удалился, шаркая туфлями.

Равик посмотрел ему вслед.

– Красные шлепанцы, – проговорил он, – и красотка, исполняющая танец живота! Похоже, он служил в турецком флоте.

Женщина положила руки на стол. Казалось, ей больше никогда их не поднять. Руки были холеные, но это еще ни о чем не говорило. Впрочем, не такие уж они были холеные. Равик заметил, что ноготь на среднем пальце правой руки, по-видимому, надломился и был оторван, не подпилен. Лак местами сошел.

Кельнер принес рюмки и пачку сигарет.

– Так я и думал. Вы служили на флоте?

– Еще лучше. – Равик подал женщине рюмку. – Вот, выпейте. Ночью кальвадос – самое подходящее. А может, хотите кофе?

Женщина кивнула и выпила. Равик разглядывал ее. Потухшее лицо, блеклое и почти без всякого выражения. Полные, но бледные губы, их очертания словно стерлись, и только волосы естественно-золотистого цвета были очень хороши. Она носила берет. А из-под плаща виднелся синий английский костюм, сшитый у хорошего портного. Но зеленый камень в перстне был слишком велик, чтобы не быть фальшивым.

– Еще рюмку? – спросил Равик.

Он подозвал кельнера.

– Еще два кальвадоса. Только рюмки побольше.

– И налить побольше?

– Значит, два двойных кальвадоса.

Равик решил быстро выпить свою рюмку и уйти. Ему было скучно, и он очень устал. Вообще же он умел терпеливо переносить превратности судьбы: за плечами сорок лет беспокойной и переменчивой жизни. Ситуации вроде этой были ему не в новинку. Он жил в Париже несколько лет, страдал бессонницей и ночами часто бродил по городу – поневоле приходилось видеть всякое.

– Тогда выпейте кофе и выкурите сигарету – солдатский завтрак.

Равик принялся за еду.

– Вы еще не проголодались? – спросил он немного погодя.

Женщина загасила сигарету.

– Мне кажется… – сказала она и умолкла.

– Что вам кажется? – спросил Равик без особого любопытства.

– Думаю, мне пора уходить…

– Дорогу знаете? Тут недалеко – авеню Ваграм.

– В двух шагах отсюда. На улице объясню, как пройти. Мне все равно придется проводить вас мимо портье.

– Да… но не в этом дело…

Она умолкла. Деньги, подумал Равик. Деньги, как всегда.

– Если вы в стесненных обстоятельствах, я вам охотно помогу.

Он достал бумажник.

– Оставьте! Что это значит? – резко сказала женщина.

Равик спрятал бумажник.

– Извините, – сказала она, вставая. – Вы были… я должна вас поблагодарить… если бы… эта ночь… одна я бы не знала…

Равик вспомнил, что произошло накануне. Было бы просто смешно придавать этому какое-либо значение. Но благодарности он никак не ожидал. Это ему явно не понравилось.

– Я действительно не знала бы… – сказала Женщина.

Она все еще стояла перед ним в нерешительности. Почему она не уходит? – подумал он.

– Но теперь-то вы знаете… – сказал он, чтобы что-то сказать.

– Нет. – Она посмотрела ему в лицо. – Все еще не знаю. Знаю только, что должна что-то сделать. Знаю, что не могу просто сбежать…

– Это уже много. – Равик взял свое пальто. – А теперь я провожу вас вниз.

– Не нужно. Скажите только… – Она запнулась, подбирая слова. – Может быть, вы знаете, как поступить… когда…

– Когда что? – спросил Равик.

– Когда у вас кто-то умер, – вырвалось у женщины, и она расплакалась. Она не всхлипывала, а плакала тихо, почти беззвучно.

Равик выждал, пока она немного успокоится.

– А у вас кто-нибудь умер?

Она снова кивнула.

– Вы кого-нибудь убили?

Женщина ошеломленно посмотрела на него.

– Что?! Что вы говорите?

– Вы убили? Уж если вы меня спрашиваете, как вам быть, так расскажите все.

– Он умер! – вскрикнула женщина. – Внезапно…

Она закрыла лицо руками.

– Болел? – спросил Равик.

– У вас бывал врач?

– Да… но он не хотел ложиться в больницу…

– Вчера врач приходил?

– Нет. Третьего дня. Он его… он обругал врача и отказался у него лечиться.

– И вы позвали другого?

– Других мы не знали. Мы здесь всего три недели. Кельнер вызвал врача… а он не захотел у него лечиться… говорил… ему казалось, что он сам себя вылечит…

– Что у него было?

– Не знаю. Врач сказал – воспаление легких… но он не верил… говорил, что все врачи обманщики… Вчера ему стало лучше. И вдруг…

– Почему вы не отправили его в больницу?

– Не захотел… Он говорил… говорил… что я стану ему изменять, если его не будет рядом… он… вы не знаете его… ничего нельзя было поделать.

– Он все еще в отеле?

– Вы сообщили владельцу о случившемся?

– Нет. Когда он вдруг затих… и все стало так тихо… и его глаза… тут я не выдержала и убежала.

Равик вспомнил прошедшую ночь. На мгновение ему стало не по себе. Но это случилось, и теперь было безразлично и ему, и ей. Особенно ей. В эту ночь ей все было безразлично, важно было одно – выстоять. Жизнь – нечто большее, чем свод сентиментальных заповедей. Лавинь, узнав о смерти жены, провел ночь в публичном доме. Проститутки спасли его, а с попами ему было бы худо. Это можно понимать или не понимать. Объяснять тут нечего. Он взял свое пальто.

– Пойдемте! Я провожу вас. Умерший был вашим мужем?

– Вы провансалец? – спросил он спокойно. Хозяин осекся.

– Нет. А что? – ошарашенно спросил он.

– Так, ничего, – ответил Равик. – Мне просто хотелось вас прервать. Лучше всего это удается с помощью бессмысленного вопроса. Иначе вы проговорили бы еще целый час.

– Мсье! Кто вы такой? Что вам нужно?

– Наконец-то мы дождались от вас разумных слов.

Хозяин окончательно пришел в себя.

– Кто вы? – спросил он спокойнее, с осторожностью, свойственной людям, не желающим ни при каких обстоятельствах оскорбить влиятельное лицо.

Хозяин понял, что бояться ему нечего.

– Теперь нам не нужно никакого врача, – снова вскипел он. – Нам нужна полиция.

Он уставился на Равика и его спутницу, ожидая протеста, испуга, мольбы.

– Неплохая мысль. Почему же полиции до сих пор нет? Ведь у вас в отеле уже несколько часов лежит мертвый человек, и вы это отлично знаете.

Хозяин ничего не ответил. Он продолжал злобно таращить глаза на Равика.

– Я вам объясню почему. – Равик подошел поближе. – Вы не хотите шума. Боитесь ваших жильцов. Многие съедут, как только узнают об этой истории. Но полиция тут все равно будет – таков закон. И лишь от вас зависит, чтобы все прошло незаметно. Да и не это вас беспокоило. Вы боялись, что от вас сбежали, предоставив вам выпутываться одному. Напрасное опасение. Кроме того, вы опасались, что счет останется неоплаченным. Не волнуйтесь, вам заплатят. А теперь я хочу осмотреть труп. Потом позабочусь и обо всем остальном.

Равик прошел мимо хозяина.

– Номер комнаты? – спросил он женщину.

– Вам незачем идти со мной. Я все сделаю сам.

– Нет. Мне не хотелось бы оставаться здесь.

– Лучше вам этого не видеть.

– Нет. Я пойду с вами.

– Ладно. Как хотите.

Равик склонился над ним. Осмотрев лекарства на столике около кровати, он приступил к обследованию трупа. Никаких следов насилия. Он выпрямился.

– Как звали врача, который лечил его? – спросил он женщину. – Вам известно его имя?

Он посмотрел на женщину. Она была очень бледна.

– Присядьте-ка. Там, на стуле в углу. И не вставайте. Кельнер, вызывавший врача, здесь?

Он взглянул на людей, толпившихся в дверях. На их лицах было одно и то же смешанное выражение страха и алчности.

– Этот этаж обслуживает Франсуа, – сказала уборщица, выставившая половую щетку вперед, как копье.

Кельнер протиснулся вперед.

– Как звали врача, который приходил сюда?

– Боннэ. Шарль Боннэ.

– Вы знаете его телефон?

Кельнер полистал в записной книжке.

– Так. – Равик заметил лицо хозяина, мелькнувшее в дверях. – Давайте-ка закроем дверь. Вам хочется, чтобы сюда сбежалась вся улица?

– Нет! Вон отсюда! Все вон! Чего вы тут не видели? Только транжирите время, а я вам деньги плати!

хм.
кофе и сигареты.
красиво звучит..
пожалуй, даже очень..

но я не люблю это сочетание, ибо сердце после этой адской смеси бьётся так, будто ещё две - три минуты, и произойдёт взрыв.
хотя раньше мне это нравилось оО

зато теперь у меня новое хобби. собираю кардиограммы сердца оО

Роберт. 22 марта, утро

Пока пешочком с пятого этажа спустился, лифта-то нет — дом пятиэтажный, позвонил клиент, директор оружейного магазина Витаутас. Заказал повторный тираж буклетов и долго клянчил скидку. Конечно, не был бы он жемайтис. После короткой дружеской перепалки договорились — цену ему не снижаю, но весь тираж он оплачивает патронами. Ему это выгодно, наценку на патроны никто не отменял, и мне хорошо — то, что должна заработать на этом заказе наша фирма, внесу наличными из своей зарплаты, а с типографией договорюсь, чтобы цену немного снизили, так как тираж повторный. В общем, никто не в обиде — фирма в плюсе, заказчик доволен, а я тем более.

Выходя из подъезда, столкнулся с соседом Томасом. Пятидесятилетний здоровяк, водитель-дальнобойщик, живущий в квартире по соседству — с женой Эдитой и немецкой овчаркой по кличке Берта. Поболтали немного о погоде, вспомнили анекдот про жену и собаку в багажнике машины, и я уже собрался уезжать, когда сосед меня огорошил:

— Роберт, а вы когда вчера домой вернулись?

— Часов в восемь, в полдевятого, а что? — странный вопрос для соседа, излишним любопытством он никогда не отличался.

— Да нет, ничего такого, мне жена говорила, что вчера в соседнем доме какая-то потасовка была. Два экипажа полиции приехали, и вроде даже выстрелы были слышны. Я подумал, может, вы что-нибудь знаете.

— Нет, ничего не слышал. Ничего себе новость!

— Ну, может, ей и показалось, счастливо.

Кстати, патруль стоял, куда он денется! Но вот то, что полицейские были в бронежилетах, удивило. Один из них даже Хеклер-коховский MP5 на плечо повесил. Это что за новости такие, очередного судью завалили?

— Откуда запись? — спросил я у нашего дизайнера Валдаса, на компьютере которого и проигрывалась эта хрень.

— Из Ирландии линк прислали, приятель там работает.

— Слушай, Валдас, попытайся порыться по Сети, поищи все ролики и вообще любую информацию, похожую на эту.

— Но мне сегодня еще сайт для магазина надо закончить.

— Чёрт с ним, с магазином, сроки терпят, ищи давай.

Ничего себе, это что же такое делается?! Я переглянулся с Айваром, стоящим тут же, и кивнул на наш кабинет — пойдем мол, обсудим.

— Как тебе это нравится, Робби? — он был на удивление серьёзен, как ксендз на исповеди; как правило, всё шутить пытается.

— Мне? Очень не нравится, даже скажу больше — вчера в Сети прочитал, что очень похожие случаи были в России, а точнее — в Москве и Питере. Теперь еще Ирландия, вчерашний бешеный дебил у нас в коридоре и во дворе какая-то херня со стрельбой.

— У тебя во дворе? — глаза Айвара стали похожими на две монеты по пять литов.

— А что тебя так удивило?

— Ничего, если не считать того, что у меня во дворе ночью тоже стреляли. Темно было, а через окно я ничего не рассмотрел.

— А что здесь такого?

— Ничего здесь такого, блин. Шальную пулю поймать решил? Забыл девяностые? Вспомни, как две Ауди из Германии через Польшу гнали и на разборку у мотеля нарвались.

— Ну да, — согласился он, — сглупил немного…

— По дороге в офис ничего странного не видел?

30 лет так завтракала
3 года как забыла..трудно и не сразу. ушла привычка замена счастию..
раньше это называлось солдатский завтрак
кофе и сигареты
сигарета и кофе

и скука
от вязи чужих конвертов
и счастье
что может быть где то твой
закладкой страницы
бессмертных романов
или повестей

я наконец то смогла обозначить для себя
что именно Так сильно меня в вашей литературе подкупает

нескрытая и незавуалированная беззащитность
и в первую очередь перед самим собой.

. . . все ваши любимые книги онлайн

Инфицированный проковылял еще метра три и теперь протягивал ко мне руки, хрипя и оскаливаясь.

— Стреляй! — крикнул из-за спины Айвар.

— Блин, — я выбрал свободный ход у спускового крючка и… опустил пистолет. Чёрт, как же это трудно — выстрелить в человека, к тому же еще и знакомого! Делаю шаг назад.

— Стреляй, мать твою!

Нет, не могу. Поворачиваюсь к Айвару, который уставился на меня большими глазами:

— Не могу, сматываемся отсюда.

Ввалились в мою машину и, аккуратно его объехав, выехали с площадки. Осуждаете меня, что не выстрелил? Ваше право, но поверьте — это очень нелегко, стрелять в человека.

— Что полиция сказала? — спросил я, когда мы отъехали. — Эй, коллега, ты что, в ступор вошел? Что менты сказали, спрашиваю?

— Менты? — переспросил Айвар, потом как-то странно посмотрел на меня и произнес:

— Они сказали, что это зомби.

Роберт. 22 марта, два часа дня

Мы сидели в машине и тихо переваривали полученную информацию. Полчаса назад чуть в столб не въехал, услышав ответ. Теперь мы просто сидели, молчали и курили. Мимо нас проносились машины, причём на гораздо большей скорости, чем положено в городе. Все что, разбогатели — штрафы платить, или это уже неважно?

— Слушай, Робби, это что — Апокалипсис начался?

— А полиция не могла ошибиться или глупо пошутить? — сказал я и понял, что сморозил глупость. Если дежурный дал совет пристрелить нападавшего, то на глупую шутку это никак не тянуло, все разговоры с ним записываются.

— Звони Сашке, — Айвар вытащил из пачки еще одну сигарету. — А лучше поехали прямо к нему, на работу.

ну суп и у нас был не сильно густой. Салаты были хорошие: из свежей свёклы, моркови. Винегрет нормальный был. Летом помидоры, огурцы. С луком, чесночном)

Конфеты на праздники были хорошие, шоколадные: буревестник, ласточка (карамель выдавали раз в 2 недели вместо сигарет, всем без исключения("Авиа", "Мятные", "Дюшес", "Клубника со сливками")). Печенье вкусное было "ГОСТ", "К КОФЕ", "К ЧАЮ" (у нас такого печенья не видел. а жаль. ) Вафли лимонные, шоколадные, сливочные. На новый год(с 1го по 10е января) давали по 2 мандарина на обед. На масленицу блины были со сметаной или сгущёнкой. А ещё служил в офицерской столовой наш боец, дак мы ему помогали продукты разгружать, а в замен у нас была жареная картошечка с мясом и зеленью, яичница, блины и многое другое.

С едой нам очень повезло

В майках и тапках ходили только перед отбоем. Портянки с сапогами носил ещё до армии (по сухому лесу неплохо ходить), ем вообще всё. А Родину защищают нормальные парни, есть и затупки, впрочем, так было всегда. Разговаривал я как то с соседом, который принимал участие во 2й чеченской, он был очень доволен тем, что питание нормальное, а то он в армии сухарями зубы стёр.

А ты у нас банку тушенки зубами открывал?) не будь ханжой! Сейчас так, ты в свое время и тапочки мог сожрать и ремень на завтрак, но мужчиной так и не стал, раз пишешь такую херню. Или по твоему мнению бойцы должны г. ном питаться и в нем же ходить? и это показатель?

Показатель армии - это ее бойцы, которые накормлены и укомплектованы.

Про армию

Всем привет. Прошла волна постов про службу в армии и то, как там кормят и готовят. Вставлю и я свои 5 копеек, поделюсь своими воспоминаниями. От армии я не косил и не скрывался, относился к этому, скорее как к очередному этапу жизни. Призывался осенью 2003. В военкомате комиссар спросил у меня куда хочу попасть, ну я и ляпнул, мол, свалю с радостью куда подальше отсюда, хоть мир посмотрю. Комиссар усмехнулся и ответил "на Сахалин поедешь". От этих слов я малость прихуел. Ну да ладно, сам хотел уехать, но не думал, что попаду в жопу мира. Покупатели обьявили нам, что они с погранвойск и что эти войска "элита войск" и бла бла бла тому подобное.
Короче поехали. Как позже выяснилось, что поехали мы не на Сахалин, а в Находку. Часть В/Ч 2020. Приехали 3 декабря и когда вышли из вагона, то на улице было +11, солнце, жара. Вот это курорт я тогда подумал. А сравнивать было с чем. Уезжал с Красноярска в -30, и попал в +)). Часть стояла на склоне горы. КПП находилось под горой и путь наверх к бане показался мне вечностью. Вобщем после бани мы пришли в столовку. Успели к ужину. На ужин была подана картошка с мясом, сок и печенье. Я еще подумал, ну ни фига тут кормят. Жить можно. После домашней кухни, есть особо не хотелось и я ограничился соком с печеньем. На следующий день, на завтрак была подана сека, на обед бормотуха, напоминающая суп, на ужин бикус. Вот тут и пришло осознание, что праздник кончился. Да еще и ко всему, спустя пару дней пришли морозы с постоянными ветрами. Учебка у меня была на Седанке в 2067. Там готовили лучше, но все равно не камильфо. А когда после распределения попал на заставу, то считай, вытянул счастливый билет. Там количество личного состава ограничено, готовили сами для себя, то есть почти как дома. Также за время службы на заставе я перепробовал почти все морские деликатесы. Их мы отжимали у браконьеров во время рейдов. Вот это было время.
Не помню, чтобы был свидетелем воровства продуктов офицерами или солдатами. Если это и делалось, то не так открыто, как описывали другие пикабушники. Ну, а может, еще и потому, что на заставе нет смысла воровать у самого же себя. В/Ч 2020к. 2003-2005

Как ещё в армии еду тырят

Прочитал пост о том как солдаты еду везли, но благодаря прапорщикам она не доехала. Вспомнил свой случай. Служил в 14-15 годах, в конце лета весь батальон отправили на сборы. Смысл сборов такой - с окрестных частей собирали солдат (отдельно пехоту, танкистов, разведосов и т.д.) и они жили в палаточных лагерях, совершенствуя свою подготовку и соревнуясь между собой. Так как жили в лесу далеко от места дислокации, то раз в неделю получали продукты на складе части и везли всё в полевую кухню, а уже они готовили нам еду, которую наряд три раза в день забирал. Полевая кухня представляла собой две палатки (одна под склад и одна под солдатиков-поваров) и штук наверное 30 полевых кухонь.
Я со старшиной дружил, потому часто ездил с ним за продуктами, и видел объёмы которые мы привозили и сдавали. Кучи коробок тушёнки, овощи, крупы, масло, сок да и много чего.
Разгружали как правило мы сами, так как повара всегда заняты. Заходя в палатку-склад захлебывался слюной, куча еды.
Да вот готовая пища приходила к нам пустая: каши и супы без мяса, чай без сгущенки и т.д. Привезя в очередной раз продукты на полевую кухню наш старшина говорит заведующему кухни, старому, толстому прапорщику интересной национальности:
-Как так, мясо вам привезли, а супе нет ничего?
-Нэээт мяса.
-Ну как нет, каждую неделю по 20 ящиков привозим?
-Нэээт мяса я сказал.
Старшина поматерился, но ничего не сделаешь.
На следующий наш приезд у нас был готов план. Ездил старшина, водитель, я и два человека с наряда. Когда закончили разгружать, подписали документы, наряд начинает драться между собой, весьма так театрально. Дерутся и плавно переместились за палатку. Наш старшина их типа разнимает, а прапор со склада ему помогает.
Так усердно мы с водителем не носили коробки ни до не после этого) Закрыли брезентом, погрузили драчунов и под маты прапора поехали в лагерь.
Добычей стали: 82 ящика тушёнки, 9 ящиков сгухи и 10 ящиков сока, в тетрапаках по 200 милилитров.
С тех пор когда наряд привозил покушать, старшина высыпал в термоса по 5-10 банок тушенки и жилось веселее) Сгуха так же заливалась в чай и какао) Сок осел в недрах командирской палатки и выдавались только по воскресеньям. До конца сборов проблем с едой не было!
Когда на следующей недели повезли продукты, нас встретил начкухни с тремя солдатами которые сами разгружали, пока мы курили в стороне.
P. S. Как говорит наш комбат: "Если разведчик говорит что не брал - значит не отдаст! "

На волне про армейскую еду

Десять лет назад занесло меня в ряды нашей доблестной армии. Ещё до распределения началась веселуха, но не об этом.

В первые дни определили меня и ещё пару вновь прибывших на прод склад. Грузили в машины мясо, консервы и овощи. А из машин выгружали туши возрастом а два-три раза старше нас и прочую неприглядную снедь. Побывали на складе картошки. Кругом сырость, гниль и униние от осознания что это наш обед и ужин на ближайшее время.

Есть можно было только завтрак. Ибо на обед был гречневый суп/рисовая каша или наоборот, а на ужин видимо то что не доели на обеде. Изначально перемороженное старое мясо выпаривали настолько что оно рассыпалось во рту. На вид оно представляло собой разноцветное желе с кусками шкуры. Кому то даже везло выловить кусочек с остатками шерсти. Изредка все таки было пюре, но после пары нарядов на чистке уже совсем по-другому к нему относился.

Рыбный день это вообще отдельная тема. Выбросы на "сульфате"(когда пол города накрывало запахом кислой капусты)были ни чем в сравнении с тем, что было когда варили камбалу на 300 человек. Про фрукты и овощи вообще забыл во время прибывания на части.

Да,да, сейчас полетят тапки-"зажрался", "пирожки мамкины ещё не переварились" и все в таком роде. Только это лишь половина истории.

Удалось побывать в госпитале. Там меню было куда разнообразнее и в целом было более едабельно. Да и доступ к магазину отлично компенсировал нехватку всяких вкуснях.

А теперь для контраста.

К зиме отправили на одну из самых дальних точек (спасибо начмеду). На триста км вокруг одни оленеводы и болота. В местной столовой нас встретили блинами и салом с чесноком. У сослуживцев выяснил что сейчас беда с провизией и через пару дней прибудет баржа с едой. И действительно через несколько дней все изменилось кардинально. Жареная картошка с жареными катлетали или опять же жареной рыбой. Болты или бикус с хорошей кусковой тушёнкой. Салаты из свежих овощей, винегреты и прочие радости жизни. Так же каждые три дня выпекался свежий хлеб(ммм. ломоть горячего хлеба со сгухой и кружка кофе с молоком. ).

Из-за близости к прод складу у меня на обьекте всегда было чем перекусить. Помимо всяких мелочей, которые можно было получить за небольшую помощь прапору, была возможность основательно затариться провизией. Офицерам выдавали паек на несколько месяцев вперёд и конечно сами они не могли перенести такой объем(либо просто ленились) и за помощь отдавали, то что сами не едят. Кто коробку молока, кто коробку галет, кто персики в банке. Благо условия крайнего севера позволяли все хранить без особых проблем. У аборигенов можно было выменять гуся на сгуху и приготовить его в котле.

Что-то я отвлекся.Вернёмся к провизии.

К весне стало заканчиваться мясо с тушёнкой и в рацион добавили говяжьи языки. Через месяц кончились и они, а до баржи ещё неделя и нас стали кормить оленятиной выменянной у местных жителей.

Морали нет, но есть стойкое ощущение что было бы куда продавать паек, то и на точке бы ели бикус с гречневым супом.

Как в армии еду воруют

Почему в армии СССР главным блюдом была перловка?

Перловая каша – дешево и сердито.

Говорят, что в советские времена существовала такая примета: если мужчина не мог спокойно смотреть на перловую кашу, значит, он служил в армии. Для нескольких поколений наших сограждан эта каша прочно ассоциировалась с солдатским меню. При этом служивые были далеко не в восторге от нее. Почему же перловка фактически стала главным блюдом в армейских столовых?

Почему наша армия отказалась от перловки?

Предыдущие ретро - посты:

Круговорот голодных солдатиков в природе

Операция "Мусорное ведро"

Думаю, что многие служившие не по наслышке знают как хочется сладкого и вкусного в армии. В нашей части не было "чепка", поэтому были налажены тайные поставки вкусностей через забор части, за которым находился продуктовый ларек. Продавцы были в курсе и услышав свист выходили за списком и деньгами, возвращались с черным пакетом в котором был заказ.

Естественно, все делалось с разрешения сержантов, за это они получали свою долю. Была назначена спецгруппа, которая выходила якобы выкидывать мусор с большим, черным ведром, в котором легко мог поместиться человек. По достижению ведром туалета пакет извлекался, прятался в стиральную машинку, затем в отбой еда уходила заказчикам. Уточню, что это ведро предназначалось исключительно для бытовых отходов, а не для использованной туалетной бумаги, которой в нашей части днем с огнем было не сыскать.

В один из долгих армейских вечеров меня назначили дневальным. Дело близилось к вечерней прогулке. Я зашёл в туалет, и увидел, что ведро забито мусором до краев. Недолго думая, мы со вторым дневальным вынесли его содержимое на помойку. Прошел буквально час. Внезапно ворвавшийся в казарму ротный разнёс нас за какие-то косяки и мы бегали по всей казарме как электровеники. Забежав в туалет, я мельком бросил взгляд на ведро и удивился, что оно снова переполнено мусором. Он буквально сыпался из него. Я сразу представил как накаленный ротный заходит и видит это ведро, затем пинком ноги отправляет его кататься по казарме, отпускает дежурному по роте поджопник, а я остаюсь на вторые сутки. Времени в о обрез.

Недолго думая, я решил залезть в него ногами и начал неистово прыгать на мусоре, чтобы утрамбовать его. Сжатие архива удалось примерно на половину ведра, что вполне могло уйти от взора злого ротного. Довольный быстрым решением проблемы, я ринулся дальше разгребать косяки.

Примерно через полчаса ротный ушел домой. Захожу в туалет, а там стоит спецгруппа по захвату и переносу еды и задумчиво чешет репу. Подхожу и вижу как они пялятся в пакет на дне ведра, где вперемешку лежат сникерсы, твиксы, чипсы, пачки сигарет, бананы, шаурма и различных видов булки, все это имеет спрессованный вид и обильно приправлено мажителем и парой пачек йогурта. В тот вечер спецгруппа неплохо отгребла от сержантов и напрочь забыла как надолго оставлять заказ в ведре. К слову, через пару недель эту же спецгруппу поймал дежурный по части буквально когда они отошли от забора на пару метров. Проверив содержимое ведра, он заставил каждого из них плясать внутри него, да так, чтобы брызги летели до уровня кепки. Все, что осталось более-менее целым им пришлось съесть на месте, а не пригодное в еду они, теперь уже честно, пошли выкидывать на мусорку. С тех пор ведро было снято с вооружения нашей роты, спецгруппа расформирована в дневальных, проект закрыт под грифом "секретно".

Компотик

Почему так? Сейчас расскажу.

Я пошёл в первый класс в 1978 году, и почти сразу потерял ключ от квартиры. Его нашёл кто-то из соседнего подъезда, повесил объявление, мама ключ забрала, но через несколько дней я его потерял снова, несмотря на то, что он висел у меня на шее. Тогда мама плюнула на мои протестующие вопли и отдала меня в группу продлённого дня.

В общем, там было неплохо, хотя я любил после школы поваляться на диване и помедитировать в одиночестве. Больше всего напрягала необходимость питаться в школьной столовой. Я был не то чтобы привереда, просто малоешка; школьные порции и так казались мне огромными, да ещё на ГПД кормили дополнительно, при том, что я совершенно не успевал проголодаться. В итоге, почти вся моя еда отправлялась в отходы. Кроме, конечно, компота: его-то я мог выдуть сколько угодно.

Наша старенькая воспитательница Анастасия Афанасьевна очень любила рассказывать разные поучительные истории, и вот однажды поведала следующее:

С самого начала было ясно, что ничем хорошим эта история не кончится. Мне было жалко этого дурацкого Компотика, и я подумал, что он, наверное, как-то глупо погиб из-за того, что, как и я, мало кушал. Но всё оказалось гораздо хуже.

- Да, ребята, вы, наверное, уже догадались. Компотик стал предателем!

Это было так неожиданно, что я даже не догадался спросить, как так вышло. Меня как будто дубинкой по башке стукнули. Я вышел из класса и долго потом ревел в туалете. Я плакал от ненависти к Компотику, которого совсем недавно жалел, а он как будто не только Родину предал, но и меня, своего товарища по несчастью. Но ещё больше я ревел от страха, что тоже могу стать как он: ведь мне совсем не нравились щи и каша, зато я обожал компот… А от этого, оказывается, становятся предателями…

Я дал себе клятву доедать всё до последней крошки и больше никогда не пить компот. Правда, сдержать её не вышло: на следующий же день в столовой меня вырвало. Маме позвонили на работу, думали, что я чем-то отравился дома, даже чуть не вызвали скорую. Я не мог рассказать маме про Компотика, боялся, что она меня разлюбит, но постарался объяснить, что просто не могу много есть. Мама приняла мудрое решение: разрешила мне не ходить в столовую, а с ГПД вообще забрала, договорившись с соседской бабушкой, что ключ от квартиры мы будем оставлять у неё.

Но компот я не пил ни дома, ни в гостях.

Летом мы поехали в гости к маминой тётке. Она сварила кастрюлю компота, я, как обычно, изобразил крайнюю степень брезгливости, но вдруг только что дембельнувшийся её сын дядя Костя неожиданно заявил:

- Зря ты, Юрка, компот не любишь! В армии это первое лакомство. Сейчас я полкастрюли выпью, а потом ещё и фрукты съем!

Дядя Костя не был похож ни на вруна, ни на предателя. И тогда я, осмелев, сказал:

- Знаешь, а давай я вторую половину выпью! И фруктов мне оставь.

После этого мир опять встал с головы на ноги. Я снова мог честно признаться себе и всем: я люблю компот!