Горячей и черной картошкой печеной согрей ладошки

ПРОЩАНИЕ С ЛЕТОМ

Горячей и черной
Картошкой печеной
Согрей ладошки,
Мы, с летом прощаясь,
В огонь затухающий
Дров подбросим,
Зима опрокинет
На ветви нагие
Снегов лукошко,
Наверно, лишь завтра,
Сегодня ж хозяйка -
Осень.

До первого снега
Поладим мы с нею,
До первой вьюги,
И птицы поспеют
Рябины поспелой
Отведать россыпь.
И горечь рябины,
Как горечь обиды,
На дальнем юге
Тоской их наполнит
И нашу напомнит
Осень.

Как тесно сидим мы,
Дыханьем единым
Наполнив песни!
Они не молитвы,
Но ими налиты
Сердец колосья.
Все тяготы буден -
Что было, что будет, -
Делить бы вместе.
Но смолкла гитара,
Лишь облачко пара.
Осень.

Горячей и черной
Картошкой печеной
Согрей ладошки.
Мы, с летом прощаясь,
В огонь затухающий
Дров подбросим.
Зима опрокинет
На ветви нагие
Снегов лукошко,
Наверно, лишь завтра,
Сегодня ж хозяйка -
Осень.

Антология бардовской песни. Автор-составитель Р. Шипов - М.: Изд-во Эксмо, 2006


Люди идут по свету: Книга-концерт /Сост. Беленький Л. П. и др. – М.: Физкультура и спорт, 1989

Dm Gm A7
Горячей и черной картошкой печеной согрей ладошки.
Dm Gm C7
Мы с летом прощаясь в огонь затухающий дров подбросим.
D7 C C7
Зима опрокинет на ветви нагие снегов, лукошко,
B B7 A7Dm
Наверно лишь завтра, сегодня ж хозяйка - осень.

До первой метели поладим мы с нею, до первой вьюги.
И птицы успеют рябины поспелой отведать россыпь.
И горечь рябины как горечь обиды на дальнем юге,
Тоской их наполнят и нашу наполнят осень.

Как близко сидим мы дыханьем единым наполнив песни.
Они не молитвы, но ими налиты сердец, колосья.
Все тяготы буден, что было что будет, делить бы вместе,
Но смолкла гитара, лишь облачко пара - осень

Dm Gm A7
Горячей и черной картошкой печеной согрей ладошки.
Dm Gm C7
Мы с летом прощаясь в огонь затухающий дров подбросим.
D7 C C7
Зима опрокинет на ветви нагие снегов, лукошко,
B B7 A7Dm
Наверно лишь завтра, сегодня ж хозяйка - осень.

До первой метели поладим мы с нею, до первой вьюги.
И птицы успеют рябины поспелой отведать россыпь.
И горечь рябины как горечь обиды на дальнем юге,
Тоской их наполнят и нашу наполнят осень.

Как близко сидим мы дыханьем единым наполнив песни.
Они не молитвы, но ими налиты сердец, колосья.
Все тяготы буден, что было что будет, делить бы вместе,
Но смолкла гитара, лишь облачко пара - осень

Все заполнил звук, я погрузился в стихи и музыку, чего уже давно не происходило. С тех пор, как я потерял всю свою фонотеку, а, впрочем, и задолго до этого, я ничего не слушал, кроме ширпотребовского радио с ежеполучасовыми перерывами на новости об изнасилованных в высших эшелонах власти. Поначалу, уже выключив музыку, я еще прикидывал, слушать ли мне этот менее знакомый альбом, или поностальгировать со старым, известным наизусть еще со школьных времен. Пока я колебался, музыка затянула меня полностью. Вечер скрыл под темнотой и яркостью рекламы всё убожество города, а ноябрьская прохлада с легким покрапыванием придавали воспоминаниям естественности. Через несколько недель после перевода часов на зимнее время, наступает короткая пора, когда выходишь с работы уже затемно, уже достаточно похолодало, но еще нет той промозглости, которая загоняет в дом. Еще можно топать по улице и наслаждаться кипением города, иллюминацией, блестящим от мороси асфальтом.

Если косы дождей целый век расплетает и вертит,
над промокшей землёю озябшее небо давно,
приходите ко мне, пойте добрые песни и верьте -
есть любовь и надежда, а третьего нам не дано.

Голос лился из миниатюрных наушников прямо в душу, почти перекрывая уличный шум. Это походило на клип – правильная пропорция настроения, погоды и музыки.

Горячей и черной картошкой печеной согрей ладошки.
Мы, с летом прощаясь, в огонь затухающий дров подбросим.
Зима опрокинет на ветви нагие снегов лукошко,
Наверно, лишь завтра, сегодня ж хозяйка - осень.

Но вот в клипе появился диссонанс. Жизнь приближалась ко мне вплотную, увеличивалась в масштабе. Город жил своей жизнью и вел себя клипу несоответственно. Никто не летел вместе со мной. Эфир был наполнен музыкой, но ее никто не слышал.

Сосны оянтаренные кренятся,
Наши беды остаются в стороне.
Знаю, там любые деньги обесценятся.
Только музыка в цене.

Я, привыкший к стационарной аппаратуре, не мог свыкнуться с контрастом несоответствия звука и окружения. Раньше это была темная комната с уютным подпрыгиванием подсвеченных стрелок уровня записи. Потом в той же комнате прыгал веселый зелёный эквалайзер с красными всплесками, и шипела игла проигрывателя. Руки за голову и

Месяц кончился, калека,
И рукой подать до лета,
Оптимист не верит в это,
Пессимист само собой,
От ночлега до ночлега
День длинней, поярче вега,
Но лежат еще три снега –
Желтый, серый, голубой.

А потом еле уловимое жужжание лентопротяжки, жёлтые огоньки на приборной доске и не менее уютны, чем в комнате, подсветка спидометра и тахометра. И всегда мы с песней были только вдвоем плюс фон.

Сейчас же запись чистая, как стекло и никакой жужжащей механики – даже не хватает чего-то, а соглядатаев поприбавилось. Они вторглись в мою музыку и ведут себя нагло и мелочно. Я плыву и позволяю себе сентиментальную рассеянность, а они мне этой рассеянности не прощают. Они беззвучно, но требовательно спрашивают меня о чём-то и ждут ответа, они раздраженно смотрят на меня, когда получают этот ответ, слишком громкий для их нежного слуха. Многие тоже погружены в свой аудиомир, но они умеют соразмерять громкость своего голоса с ситуацией. Но главное – они проявляют определенную бытовую ушлость. Они лавируют по тротуарам и задевают меня по касательной, хмуро сидят в ожидании автобуса, но внимательно следят за проходящими номерами. Быстро сбрасывают с себя наушники и, отбрасывая отрешенность, устремляются в бой за сидячие места. Я не могу пропустить ни одного слова, стихи никак не сочетаются с работой локтями. Мы с Дикштейном по-джентельменски пропускаем друг друга, но они этим пользуются и пробиваются вперед. Ритмичный фон из их наушников заполняет паузы между песнями.

Я выхожу на остановку раньше нужного, глотнуть свежего воздуха. Незаконченный альбом я могу сменить только на звуки семьи.
- Привет, Гарька-кошка.
- Привет, папа-собачка.
- Ну, как было в садике?

kolosok_1

Про картошку в костре и шашлычок. Какие песни приходят на ум в связи с застойной картошкой, запеченной в осеннем костре, и шашлыком нового времени? Вот сразу - берут, и приходят?

Мне пришла на ум песня Дикштейна:

Горячей и черной картошкой печеной согрей ладошки.
Мы с летом прощаясь в огонь затухающий дров подбросим.
Зима опрокинет на ветви нагие снегов, лукошко,
Наверно лишь завтра, сегодня ж хозяйка - осень.

До первой метели поладим мы с нею, до первой вьюги.
И птицы успеют рябины поспелой отведать россыпь.
И горечь рябины как горечь обиды на дальнем юге,
Тоской их наполнят и нашу наполнят осень.

Как близко сидим мы дыханьем единым наполнив песни.
Они не молитвы, но ими налиты сердец, колосья.
Все тяготы буден, что было что будет, делить бы вместе,
Но смолкла гитара, лишь облачко пара - осень.

Это то, что называлось тогда - вылазка на природу. Эта песня вполне созвучна тому времени и духу тех самых вылазок. Общение, лирика и коллективизм какой-то. Картошка - вещь весьма прозаическая. Смысл вылазки в общении с близкими по духу: "Все тяготы буден, что было что будет, делить бы вместе".

Другая песня, Трофима

А впереди еще три дня и три ночи,
И шашлычок под коньячок - вкусно очень.
И я готов расцеловать город Сочи
За то, что свел меня с тобой.

У тебя далеко дом и семья,
И меня с курорта ждут сыновья.
Так что в этой бесшабашной любви
Между нами получилась ничья.

Вкусная жрачка и безбашенный курортный трах. Бухло и сисечки.

Шашлычок под коньячок вытеснил простецкую печеную в костре картошку (имея в виду метафоры, конечно) напрочь. Примерно так вытеснил, как американская серая белка выживает рыжую европейскую.

Подготовила Ирина Берман



У всех у нас очень свое, личное отношение к поэзии вообще и к авторской песне, как поэтическом жанру в частности. В недавних дискуссиях мы уже определились, что поэзия – все-таки главная составляющая в этом жанре. Хорошо если и музыка присутствует, но поэзия – это то, с чего авторская песня начинается.

Говоря о личном восприятии, я имею в виду, что в поэзии, как нигде, авторитеты не имеют никакого значения. Поэта выбираешь, если он созвучен твоим мыслям, твоему мировосприятию в данную минуту. Я лично «заболела» авторской песней не тогда, когда подростком слушала магнитофонные записи старшего брата, откуда со свистом и скрипом (все перезаписывалось по многу раз) звучали голоса Галича, Клячкина и Кукина, песни которых с тех пор помню наизусть, а когда впервые увидела выступление живого барда со сцены. А выступал тогда молодой и обаятельный Григорий Дикштейн со своей такой разноoбразной программой. Тут была и лирика, и шуточные песни, и походно-костровые (как заведено), и чудные песни-зарисовки к спектаклям.

Григорий Дикштейн. Это имя знали во многих городах бывшего Советского Союза, так как его ранние лирические песни распевали на всех конкурсах и фестивалях, где годы спустя он появлялся в жюри вместе с Визбором, Мирзояном, Клячкиным, Никитиными, позже – с Вероникой Долиной и своим земляком Борисом Чичибабиным.

Многие не раз слышали и сами распевали песни Григория, не зная имени автора.

«Если косы дождей целый век расплетает и вертит,

над промокшей землёю озябшее небо давно,

приходите ко мне, пойте добрые песни и верьте –

есть любовь и надежда, а третьего нам не дано».

Или вот эту песенку о печеной картошке:

«Горячей и черной картошкой печеной согрей ладошки.

Мы, с летом прощаясь, в огонь затухающий дров подбросим.

Зима опрокинет на ветви нагие снегов лукошко,

Наверно, лишь завтра, сегодня ж хозяйка – осень…»

Две пластинки-гиганта, выпущенные в Москве, и третий диск, записанный там же на фирме «Мелодия», но увидивший свет лишь в Америке, прибавили харьковскому автору популярности. В 1991 году его пригласили на Фестиваль русского искусства в Чикаго, а позднее Григорий Дикштейн перебирается в этот город навсегда. Здесь он работает, пишет стихи, делает передачи на чикагском радио, сюда в его гостеприимный дом часто приезжают друзья.

На сайте Григория отзывы его друзей – известных авторов и исполнителей. Вот лишь несколько из них.

Александр Городницкий. «Я считал и считаю, что именно стихи являются основой авторской песни. Не расхожие штампы, не проходные тексты из общих слов, которые в последнее время стали выдавать за авторскую песню, а именно стихи. И лучшие песни Григория Дикштейна подтверждают это. В строках его песен вспыхивают «черви-козыри осин», «с листа играет ветер Листа», «бесценному глупец назначит цену». Пронзительно звучат слова памяти Александра Галича: «Душа в толпе – в стогу иголка, беда изгоя – не беда…»

В наши дни в стихах широкопечатающихся поэтов, и не только в стихах, звучат глухие или явные ноты зла и кликушества, сеющие рознь и недоверие друг к другу. А в песнях Григория «Есть Любовь и Надежда,… есть Любовь и Свобода, а третьего нам не дано!»

Вероника Долина: «Быть, петь, и не желать себе ничего боле – стало уже хорошим тоном в нашей будничной песне. Дело в том, что я считаю эти музыкальные стихи песнями наших будней. Где-то есть и песни праздников, надо полагать. Но в поэзии будней помещается всё: трудности и надежды, стиснутость зубов и нежная беззащитность, прошлое, настоящее. Нелегкие, грустные наши дни. Будни сильнее праздников, их просто больше. И вот идёт сквозь эти наши будни человек с гитарой – не мальчишка уж, идёт, поёт, ничего себе не просит. Но посмотрите – какая обаятельная его зрелость, какой сочный колорит в строчках и интонациях, а это умение отыскать радость во всём!»

В своем коротком предисловии к книге Дикштейна Борис Чичибабин пишет: «Хорошее в искусстве всегда индивидуально и редко. Поэтому я с радостью рекомендую читателям книгу песен Григория Дикштейна. Их нужно, конечно, слушать в авторском исполнении, отдельно от него они неизбежно что-то теряют».

Безусловно, самое ценное в авторской песне – это исполнение самого автора. Григорий Дикштейн не только едет на наш весенний слет КСП, но и выступит с сольными концертами в Хьюстоне, Далласе и Остине. Послушать Дикштейна в Техасе – это большая удача. Очень советую не пропустить.

Если косы дождей целый век расплетает и вертит, над промокшей землёю озябшее небо давно, приходите ко мне, пойте добрые песни и верьте — ж есть любовь и надежда, а третьего нам не дано. ж2 р.

Город маленький на юге, Где сердцА и страсти пыл. Там где помнят друг о друге, Даже то, что сам забыл. Появляется культура Выставляют на газон. Знаменитую скульптуру Под названьем Лакоон (прим.: скульптура то Лаокоон, но в Знаменитую скульптуру размер не поместилась) Под названьем Лакоон.

Изготовлена в Париже, Только меньше раза в три. Мышцы разные наружу Выпирают изнутри. Хоть героев породили, Строй не тот, не та среда, Но змею они давили Как ударники труда. Но змею они давили Как ударники труда.

Но заметили "где надо" Что напротив детский сад. "Ах небось видать из сада Детворе не только зад". А может просто пожурили, Только явно не спроста. Аккуратно обрубили Нестандартные места. Аккуратно обрубили Нестандартные места.

Вот тогда случилась драма, И глазеть бежал народ. Как белеет свежий мрамор, Там, где грешный был «перед» В академии не ниже Был скандал от тех вестей. И заказаны в Париже Были копии частей. И заказаны в Париже Были копии частей.

Изготовлены с натуры, Только, черти их дери, Наша ж копия скульптуры Чуть поменьше — раза в три. А поскольку рядом дети, Прочь шедевр мировой. И остались штуки эти, Как фонтанчик питьевой. И остались штуки эти Как фонтанчик питьевой.

Прощание с летом. Дикштейн

6/8 Dm Gm A7 Горячей и черной картошкой печеной согрей ладошки. Dm Gm C7 Мы с летом прощаясь в огонь затухающий дров подбросим. D7 C C7 Зима опрокинет на ветви нагие снегов, лукошко, B B7 A7Dm Наверно лишь завтра, сегодня ж хозяйка — осень.

До первой метели поладим мы с нею, до первой вьюги. И птицы успеют рябины поспелой отведать россыпь. И горечь рябины как горечь обиды на дальнем юге, Тоской их наполнят и нашу наполнят осень.

Как близко сидим мы дыханьем единым наполнив песни. Они не молитвы, но ими налиты сердец, колосья. Все тяготы буден, что было что будет, делить бы вместе, Но смолкла гитара, лишь облачко пара — осень

— Ценю, уважаю листву и кору

Ценю, уважаю листву и кору и грубый асфальт и жука на ладони люблю эти мятые лица в вагоне, весёлую давку люблю поутру.

Толкаюсь, живу, об костры обжигаюсь,

смеюсь, задыхаюсь в дыму сигарет.

И крики люблю петухов на заре,

и в хлебную корку зубами вонзаюсь.

Живу каждой клеткой и кредо моё,

любое движенье, полёт, восхожденье,

кончина приходит без предупрежденья,

но жизнь — это жизнь, а не куцый паёк. Она полновесна, не жалкий обмылок, живу и надеюсь, дышу глубоко и снова люблю широко и легко как будто мне душу дождями омыло.

Что тяжкая ноша коль песня рекой

с ней легче увидеть чужую обиду

а злиться умею я только для виду

я жгуче люблю и любить мне легко

людей, облака, уходящее лето

и скрежет трамваев и эхо лавин,

чуть больше я женщин люблю, чем мужчин,

но это понятно и дело не в этом. А время такое — закрутит, держись. Вдруг болью сожмёт, словно тесной одеждой, но брошен пращою любви и надежды я камнем врываюсь в лохматую жизнь.

И снова люблю, об костры обжигаюсь

смеюсь, задыхаюсь в дыму сигарет

и крики люблю петухов на заре,

и в хлебную корку зубами вонзаюсь,

живу каждой клеткой, вот кредо мое:

любое движенье, полёт, восхожденье

кончина приходит без предупрежденья,

но жизнь — это жизнь, а не куцый паек.

Last-modified: Sat, 24-Aug-96 16:51:32 GMT

С G7 I.-Как Ваша светлость поживает?

Как Ваша светлость почивает?

О чем она переживает?

Достаточно ли ей светло?

A7 Dm — Ах, худо, друг мой, очень худо:

Мы все надеялись на чудо,

А чуда что-то нет покуда,

А чуда не произошло.

II.-Что Вашу светлость удручает?

Что Вашу светлость огорчает?

Что Вашу светлость омрачает?

Вас любит люд и чтит Ваш двор.

— У черни что же за любови

Все время вилы наготове.

А двор, — прости меня на слове,

Что ни сеньор — дурак и вор.

III.-У Вас, мой герцог, ностальгия,

Но Вас утешит герцогиня.

Она ведь верная подруга,

Ваш брак, я слышал, удал

— Мой друг, мы с Вами с детства близки…

Скажу Вам, женщины так низки…

Супруга мне уж не подруга,

И с ней живет округа вся.

IV.Не нанося стране урона,

Я отрекаюсь, друг, от трона.

Кому нужна моя корона,

А жизнь моя, скажи, кому?

Какой тебе я, к черту, светлость!

Отбросим чопорность и светскость.

Идем-ка лопать макароны,

Я знаю чудную корчму.

Повтор первого куплета

Мишка из манной каши

Am Dm E7 Am Ах, какой он странный — лапки, носик, ушки.

Dm G7 C Я сегодня манной каши не докушал. A7 Dm G7 C Dm И со мною странный случай приключился:

Am E7 Am медвежонок манный из комков слепился.

Он немножко странный — глазки из смородин. о зато на прочих не похож уродин. А чтоб был заметен труд мой не напрасный, из брусники красной язычок прекрасный.

Я сказал верзиле, дяде в магазине: "Сколько бы медведей вам не привозили, нет у вас такого — он ведь бесподобен, он еще удобен тем, что он съедобен".

Дядя удивился, но спросил упорно: — Почему твой мишка белый, а не черный? — А что он иностранный, — я ответил гордо, — Он из каши манной, и спина, и морда.

Дядя был неглупый, это и тревожит: он сказал, что взрослый так слепить не может. А почему не может — никто не отгадает, Просто каждый взрослый кашу доедает.

Am I.Когда услышу эхо той молвы,

E7 Едва ли удержусь не разрыдаться.

Dм Е7 Не то беда, что отвернулись Вы,

Am А то беда, что мне не оправдаться.

Dм E7 Аm И, все-таки, запомните, молю,

Dм Е7 Am A7 Хотя разлука сердце мне и гложет:

Dм Am Никто не любит Вас, как я люблю,!

E7 Am! 2 раза Никто, как я, любить не может.!

II.Да, Вы не подадите мне руки,

А Ваши пальцы так смуглы и нежны. то беда, что встречи коротки,

А то беда, что речи безнадежны.

И, все-таки, я издали скорблю,

Изгнание надежду приумножит:

Никто не любит Вас, как я люблю,! 2 раза

Никто, как я, любить не может.!

III.Не достигает Вас моя мольба,

Не сократишь разрыв и не измеришь.

Не то беда, что в мире есть молва,

А то беда, что Вы могли поверить.

И, все-таки, я Вас не уступлю,

Пусть солнце жжет, и ветер сердце студит,

Никто не любит Вас, как яраза

Никто, как я, любить не будет!! 2 раза

Last-modified: Thu, 18-Jul-96 17:53:06 GMT

Обращение к друзьям.

Аленушка, А ленушка, Em C А лена серо глазая, C Am H7 Ты сказку мне, А ленушка, H7 Em C Рас сказывай, рас сказывай. C Am H7 Од ним движени ем руки H7 E7 Am Рас скажет мне А лена Am D7 G О стаях пере летных птиц G Am Em Под небом побе ленным. Em C Em

Пр: Над озером ря бины Em E7 Am

Ка чаются, ка чаются, Am D7 G

А песни для лю бимых G Am Em

По ются, не кон чаются, Em C Em

По ются, не кон чаются, Em C Em

По ются, не кон чаются. Em C Em

Со лба откинув прядь волос Без слов поет Алена. Про запах сена, про покос, И полдень опаленный. И в меди медленной руки Я вижу изумленно Теченье плавное реки Под небом побеленным.

Аленушка, Аленушка, Алена сероглазая, Ты сказку мне, Аленушка, Рассказывай, рассказывай. О тридесятых странах, Что все в родной сторонке, Всю жизнь я слушать стану, Тебя, моя Аленка.


Священник Нашего Времени запись закреплена

Прощание с летом
Григорий Дикштейн

Горячей и черной картошкой печеной согрей ладошки.
Мы, с летом прощаясь, в огонь затухающий дров подбросим.
Зима опрокинет на ветви нагие снегов лукошко,
Наверно, лишь завтра, сегодня ж хозяйка - осень.

До первого снега поладим мы с нею, до первой вьюги.
И птицы успеют рябины поспелой отведать россыпь.
И горечь рябины, как горечь обиды, на дальнем юге |
Тоской их наполнит и нашу напомнит осень.

Как тесно сидим мы, дыханьем единым наполнив песни!
Они не молитвы, но ими налиты сердец колосья.
Все тяготы буден - что было, что будет, - делить бы вместе.
Но смолкла гитара, лишь облачко пара. Осень.

Горячей и черной картошкой печеной согрей ладошки.
Мы, с летом прощаясь, в огонь затухающий дров подбросим.
Зима опрокинет на ветви нагие снегов лукошко,
Наверно, лишь завтра, сегодня ж хозяйка - осень.

ПРОЩАНИЕ С ЛЕТОМ

Горячей и черной
Картошкой печеной
Согрей ладошки,
Мы, с летом прощаясь,
В огонь затухающий
Дров подбросим,
Зима опрокинет
На ветви нагие
Снегов лукошко,
Наверно, лишь завтра,
Сегодня ж хозяйка —
Осень.

До первого снега
Поладим мы с нею,
До первой вьюги,
И птицы поспеют
Рябины поспелой
Отведать россыпь.
И горечь рябины,
Как горечь обиды,
На дальнем юге
Тоской их наполнит
И нашу напомнит
Осень.

Как тесно сидим мы,
Дыханьем единым
Наполнив песни!
Они не молитвы,
Но ими налиты
Сердец колосья.
Все тяготы буден —
Что было, что будет, —
Делить бы вместе.
Но смолкла гитара,
Лишь облачко пара.
Осень.

Горячей и черной
Картошкой печеной
Согрей ладошки.
Мы, с летом прощаясь,
В огонь затухающий
Дров подбросим.
Зима опрокинет
На ветви нагие
Снегов лукошко,
Наверно, лишь завтра,
Сегодня ж хозяйка —
Осень.

Антология бардовской песни. Автор-составитель Р. Шипов — М.: Изд-во Эксмо, 2006


Люди идут по свету: Книга-концерт /Сост. Беленький Л. П. и др. – М.: Физкультура и спорт, 1989

Подготовила Ирина Берман



У всех у нас очень свое, личное отношение к поэзии вообще и к авторской песне, как поэтическом жанру в частности. В недавних дискуссиях мы уже определились, что поэзия – все-таки главная составляющая в этом жанре. Хорошо если и музыка присутствует, но поэзия – это то, с чего авторская песня начинается.

Говоря о личном восприятии, я имею в виду, что в поэзии, как нигде, авторитеты не имеют никакого значения. Поэта выбираешь, если он созвучен твоим мыслям, твоему мировосприятию в данную минуту. Я лично «заболела» авторской песней не тогда, когда подростком слушала магнитофонные записи старшего брата, откуда со свистом и скрипом (все перезаписывалось по многу раз) звучали голоса Галича, Клячкина и Кукина, песни которых с тех пор помню наизусть, а когда впервые увидела выступление живого барда со сцены. А выступал тогда молодой и обаятельный Григорий Дикштейн со своей такой разноoбразной программой. Тут была и лирика, и шуточные песни, и походно-костровые (как заведено), и чудные песни-зарисовки к спектаклям.

Григорий Дикштейн. Это имя знали во многих городах бывшего Советского Союза, так как его ранние лирические песни распевали на всех конкурсах и фестивалях, где годы спустя он появлялся в жюри вместе с Визбором, Мирзояном, Клячкиным, Никитиными, позже – с Вероникой Долиной и своим земляком Борисом Чичибабиным.

Многие не раз слышали и сами распевали песни Григория, не зная имени автора.

«Если косы дождей целый век расплетает и вертит,

над промокшей землёю озябшее небо давно,

приходите ко мне, пойте добрые песни и верьте –

есть любовь и надежда, а третьего нам не дано».

Или вот эту песенку о печеной картошке:

«Горячей и черной картошкой печеной согрей ладошки.

Мы, с летом прощаясь, в огонь затухающий дров подбросим.

Зима опрокинет на ветви нагие снегов лукошко,

Наверно, лишь завтра, сегодня ж хозяйка – осень…»

Две пластинки-гиганта, выпущенные в Москве, и третий диск, записанный там же на фирме «Мелодия», но увидивший свет лишь в Америке, прибавили харьковскому автору популярности. В 1991 году его пригласили на Фестиваль русского искусства в Чикаго, а позднее Григорий Дикштейн перебирается в этот город навсегда. Здесь он работает, пишет стихи, делает передачи на чикагском радио, сюда в его гостеприимный дом часто приезжают друзья.

На сайте Григория отзывы его друзей – известных авторов и исполнителей. Вот лишь несколько из них.

Александр Городницкий. «Я считал и считаю, что именно стихи являются основой авторской песни. Не расхожие штампы, не проходные тексты из общих слов, которые в последнее время стали выдавать за авторскую песню, а именно стихи. И лучшие песни Григория Дикштейна подтверждают это. В строках его песен вспыхивают «черви-козыри осин», «с листа играет ветер Листа», «бесценному глупец назначит цену». Пронзительно звучат слова памяти Александра Галича: «Душа в толпе – в стогу иголка, беда изгоя – не беда…»

В наши дни в стихах широкопечатающихся поэтов, и не только в стихах, звучат глухие или явные ноты зла и кликушества, сеющие рознь и недоверие друг к другу. А в песнях Григория «Есть Любовь и Надежда,… есть Любовь и Свобода, а третьего нам не дано!»

Вероника Долина: «Быть, петь, и не желать себе ничего боле – стало уже хорошим тоном в нашей будничной песне. Дело в том, что я считаю эти музыкальные стихи песнями наших будней. Где-то есть и песни праздников, надо полагать. Но в поэзии будней помещается всё: трудности и надежды, стиснутость зубов и нежная беззащитность, прошлое, настоящее. Нелегкие, грустные наши дни. Будни сильнее праздников, их просто больше. И вот идёт сквозь эти наши будни человек с гитарой – не мальчишка уж, идёт, поёт, ничего себе не просит. Но посмотрите – какая обаятельная его зрелость, какой сочный колорит в строчках и интонациях, а это умение отыскать радость во всём!»

В своем коротком предисловии к книге Дикштейна Борис Чичибабин пишет: «Хорошее в искусстве всегда индивидуально и редко. Поэтому я с радостью рекомендую читателям книгу песен Григория Дикштейна. Их нужно, конечно, слушать в авторском исполнении, отдельно от него они неизбежно что-то теряют».

Безусловно, самое ценное в авторской песне – это исполнение самого автора. Григорий Дикштейн не только едет на наш весенний слет КСП, но и выступит с сольными концертами в Хьюстоне, Далласе и Остине. Послушать Дикштейна в Техасе – это большая удача. Очень советую не пропустить.

Все заполнил звук, я погрузился в стихи и музыку, чего уже давно не происходило. С тех пор, как я потерял всю свою фонотеку, а, впрочем, и задолго до этого, я ничего не слушал, кроме ширпотребовского радио с ежеполучасовыми перерывами на новости об изнасилованных в высших эшелонах власти. Поначалу, уже выключив музыку, я еще прикидывал, слушать ли мне этот менее знакомый альбом, или поностальгировать со старым, известным наизусть еще со школьных времен. Пока я колебался, музыка затянула меня полностью. Вечер скрыл под темнотой и яркостью рекламы всё убожество города, а ноябрьская прохлада с легким покрапыванием придавали воспоминаниям естественности. Через несколько недель после перевода часов на зимнее время, наступает короткая пора, когда выходишь с работы уже затемно, уже достаточно похолодало, но еще нет той промозглости, которая загоняет в дом. Еще можно топать по улице и наслаждаться кипением города, иллюминацией, блестящим от мороси асфальтом.

Если косы дождей целый век расплетает и вертит,
над промокшей землёю озябшее небо давно,
приходите ко мне, пойте добрые песни и верьте —
есть любовь и надежда, а третьего нам не дано.

Голос лился из миниатюрных наушников прямо в душу, почти перекрывая уличный шум. Это походило на клип – правильная пропорция настроения, погоды и музыки.

Горячей и черной картошкой печеной согрей ладошки.
Мы, с летом прощаясь, в огонь затухающий дров подбросим.
Зима опрокинет на ветви нагие снегов лукошко,
Наверно, лишь завтра, сегодня ж хозяйка — осень.

Но вот в клипе появился диссонанс. Жизнь приближалась ко мне вплотную, увеличивалась в масштабе. Город жил своей жизнью и вел себя клипу несоответственно. Никто не летел вместе со мной. Эфир был наполнен музыкой, но ее никто не слышал.

Сосны оянтаренные кренятся,
Наши беды остаются в стороне.
Знаю, там любые деньги обесценятся.
Только музыка в цене.

Я, привыкший к стационарной аппаратуре, не мог свыкнуться с контрастом несоответствия звука и окружения. Раньше это была темная комната с уютным подпрыгиванием подсвеченных стрелок уровня записи. Потом в той же комнате прыгал веселый зелёный эквалайзер с красными всплесками, и шипела игла проигрывателя. Руки за голову и

Месяц кончился, калека,
И рукой подать до лета,
Оптимист не верит в это,
Пессимист само собой,
От ночлега до ночлега
День длинней, поярче вега,
Но лежат еще три снега –
Желтый, серый, голубой.

А потом еле уловимое жужжание лентопротяжки, жёлтые огоньки на приборной доске и не менее уютны, чем в комнате, подсветка спидометра и тахометра. И всегда мы с песней были только вдвоем плюс фон.

Сейчас же запись чистая, как стекло и никакой жужжащей механики – даже не хватает чего-то, а соглядатаев поприбавилось. Они вторглись в мою музыку и ведут себя нагло и мелочно. Я плыву и позволяю себе сентиментальную рассеянность, а они мне этой рассеянности не прощают. Они беззвучно, но требовательно спрашивают меня о чём-то и ждут ответа, они раздраженно смотрят на меня, когда получают этот ответ, слишком громкий для их нежного слуха. Многие тоже погружены в свой аудиомир, но они умеют соразмерять громкость своего голоса с ситуацией. Но главное – они проявляют определенную бытовую ушлость. Они лавируют по тротуарам и задевают меня по касательной, хмуро сидят в ожидании автобуса, но внимательно следят за проходящими номерами. Быстро сбрасывают с себя наушники и, отбрасывая отрешенность, устремляются в бой за сидячие места. Я не могу пропустить ни одного слова, стихи никак не сочетаются с работой локтями. Мы с Дикштейном по-джентельменски пропускаем друг друга, но они этим пользуются и пробиваются вперед. Ритмичный фон из их наушников заполняет паузы между песнями.

Я выхожу на остановку раньше нужного, глотнуть свежего воздуха. Незаконченный альбом я могу сменить только на звуки семьи.
— Привет, Гарька-кошка.
— Привет, папа-собачка.
— Ну, как было в садике?

Уважаемый Влад!
Честно сказать — песенки мне не очень, зато атмосфЭра.
"Вся жизнь — это видеоролик для музыки, которая звучит у нас внутри. " (М.Науменко). Точнее, пожалуй, не скажешь. Очень симпатичный транспорт.
Спасибо за интересный текст,
с уважением, Анна.

Анна, спасибо за внимание к моей писанине. А что до песен, то я их слушал с детства и привык к манере исполнения. Возможно, их лучше читать, чем слушать.

хм, значит, не одна я называю свои рассказы "писаниной". )))

И нетленки.
Как говорил Гуревич в пьесе Ерофеева: "Еще месяц тому назад я кропал по десятку стихотворений в сутки — и, как правило, штук девять из них были незабываемыми, штук пять-шесть эпохальными, а два-три — бессмертными. "

Уважаемый Влад!
Рекомендую Вам Ерофеевские "Записки психопата" (если, конечно, Вы имели ввиду Венедикта Ерофеева, а не Виктора. )

Венедикта. Я посмотрю; возможно, я их уже читал.

Портал Проза.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и законодательства Российской Федерации. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.

Ежедневная аудитория портала Проза.ру – порядка 100 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более полумиллиона страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.

© Все права принадлежат авторам, 2000-2019. Портал работает под эгидой Российского союза писателей. 18+

Читайте также: