Бататовая каша что это

ЖАНРЫ 360
АВТОРЫ 261 144
КНИГИ 601 987
СЕРИИ 22 610
ПОЛЬЗОВАТЕЛИ 567 405

Было это в конце годов Гэнкэй, а может быть, в начале правления Нинна. Точное время для нашего повествования роли не играет. Читателю достаточно знать, что случилось это в седую старину, именуемую Хэйанским периодом… И служил среди самураев регента Мотоцунэ Фудзивара некий гои.

Хотелось бы привести, как полагается, его настоящее имя, но в старинных хрониках оно, к сожалению, не упомянуто. Вероятно, это был слишком заурядный человек, чтобы стоило о нем упоминать. Вообще следует сказать, что авторы старинных хроник не слишком интересовались заурядными людьми и обыкновенными событиями. В этом отношении они разительно отличаются от японских писателей-натуралистов. Романисты Хэйанской эпохи, как это ни странно, не такие лентяи… Одним словом, служил среди самураев регента Мотоцунэ Фудзивара некий гои, и он-то и является героем нашей повести.

Это был человек чрезвычайно неприглядной наружности. Начать с того, что он был маленького роста. Нос красный, внешние углы глаз опущены. Усы, разумеется, реденькие. Щеки впалые, поэтому подбородок кажется совсем крошечным. Губы… Но если вдаваться в такие подробности, этому конца не будет. Коротко говоря, внешний вид у нашего гои был на редкость затрапезный.

Никто не знал, когда и каким образом этот человек попал на службу к Мотоцунэ. Достоверно было только, что он с весьма давнего времени ежедневно и неутомимо отправляет одни и те же обязанности, всегда в одном и том же выцветшем суйкане и в одной и той же измятой шапке эбоси. И вот результат: кто бы с ним ни встречался, никому и в голову не приходило, что этот человек был когда-то молодым. (В описываемое время гои перевалило за сорок.) Всем казалось, будто сквозняки на перекрестках Судзяку надули ему этот красный простуженный нос и символические усы с самого дня его появления на свет. В это бессознательно верили поголовно все, и, начиная от самого господина Мотоцунэ и до последнего пастушонка, никто в этом не сомневался.

О том, как окружающие обращались с человеком подобной наружности, не стоило бы, пожалуй, и писать. В самурайских казармах на гои обращали не больше внимания, чем на муху. Даже его подчиненные – а их, со званием и без званий, было около двух десятков – относились к нему с удивительной холодностью и равнодушием. Не было случая, чтобы они прервали свою болтовню, когда он им что-нибудь приказывал. Наверное, фигура гои так же мало застила им зрение, как воздух. И если уж так вели себя подчиненные, то старшие по должности, всякие там домоправители и начальствующие в казармах, согласно всем законам природы вообще решительно отказывались его замечать. Скрывая под маской ледяного равнодушия свою детскую и бессмысленную к нему враждебность, они при необходимости сказать ему что-либо обходились исключительно жестами. Но люди обладают даром речи не случайно. Естественно, время от времени возникали обстоятельства, когда объясниться жестами не удавалось. Необходимость прибегать к словам относилась целиком на счет его умственной недостаточности. В подобных случаях они неизменно оглядывали его сверху донизу, от верхушки измятой шапки эбоси до продранных соломенных дзори, затем оглядывали снизу доверху, а затем, презрительно фыркнув, поворачивались спиной. Впрочем, гои никогда не сердился. Он был настолько лишен самолюбия и так робок, что просто не ощущал несправедливость как несправедливость.

Самураи же, равные ему по положению, всячески издевались над ним. Старики, потешаясь над его невыигрышной внешностью, мусолили застарелые остроты, молодые тоже не отставали, упражняя свои способности в так называемых экспромтах все в тот же адрес. Прямо при гои они без устали обсуждали его нос и его усы, его шапку и его суйкан. Частенько предметом обсуждения становились его сожительница, толстогубая дама, с которой он разошелся несколько лет назад, а также пьяница-бонза, по слухам, бывший с ней в связи. Временами они позволяли себе весьма жестокие шутки. Перечислить их все просто не представляется возможным, но, если мы упомянем здесь, как они выпивали из его фляги сакэ и затем мочились туда, читатель легко представит себе остальное.

Тем не менее гои оставался совершенно нечувствителен к этим проделкам. Во всяком случае, казался нечувствительным. Что бы ему ни говорили, у него не менялось даже выражение лица. Он только молча поглаживал свои знаменитые усы и продолжал заниматься своим делом. Лишь когда издевательства переходили все пределы, например, когда ему к узлу волос на макушке прицепляли клочки бумаги или привязывали к ножнам его меча соломенные дзори, тогда он странно морщил лицо – то ли от плача, то ли от смеха – и говорил:

– Что уж вы, право, нельзя же так…

Но так обстояло дело с одним-единственным человеком. За этим исключением гои окружало всеобщее презрение, и он жил поистине собачьей жизнью. Начать с того, что он не имел никакой приличной одежды. У него были один-единственный серо-голубой суйкан и одна-единственная пара штанов сасинуки того же цвета, однако вылиняло все это до такой степени, что определить первоначальный цвет было уже невозможно. Суйкан еще держался, у него только слегка обвисли плечи и странную расцветку приняли шнуры и вышивка, только и всего, но вот что касается штанов, то на коленях они были в беспримерно плачевном состоянии. Гои не носил нижних хакама, сквозь дыры проглядывали худые ноги, и вид его вызывал брезгливость не только у злых обитателей казармы: словно смотришь на тощего быка, влачащего телегу с тощим дворянином. Меч он имел тоже до крайности подержанный: рукоять едва держалась, лак на ножнах весь облупился. И недаром, когда он плелся по улице со своим красным носом, на своих кривых ногах, волоча соломенные дзори, горбясь еще более обычного под холодным зимним небом и бросая по сторонам просительные взгляды, все задевали и дразнили его. Даже уличные разносчики, бывало и такое.

Однажды, проходя по улице Сандзе в сторону парка Синсэн, гои заметил у обочины толпу ребятишек. Волчок запускают, что ли, подумал он и подошел посмотреть. Оказалось, что мальчишки поймали бродячую собачонку, накинули ей петлю на шею и истязают ее. Робкому гои не было чуждо сострадание, но до той поры он никогда не пытался воплотить его в действие. На этот раз, однако, он набрался смелости, потому что перед ним были всего лишь дети. Не без труда изобразив на своем лице улыбку, он похлопал старшего из мальчишек по плечу и сказал:

– Отпустили бы вы ее, собаке ведь тоже больно…

Мальчишка, обернувшись, поднял глаза и презрительно на него уставился. Он глядел на гои совершенно так же, как управитель в казармах, когда гои не мог взять в толк его указаний. Он отступил на шаг и, высокомерно оттопырив губу, сказал:

Вообще-то, я почти понял главный принцип устройства политики еще задолго до того, как прочитал книги Акутагавы-сан. Я тогда и читать-то не умел. Рядом с нашим домишком в маленьком горном селении была школа, где бабушка и работала учительницей. После занятий она выносила из учительской главную школьную ценность – настоящий кожаный мяч. Старшеклассники становились в кружок и ловко волейболили его друг другу.

Во-первых, он уже никогда не сможет есть эту кашу. Во-вторых, он сам сделал себя несчастным, уничтожив свою мечту. Человек с мечтой всегда счастливее того, кто её тупо сожрал. К чему это я? Через несколько дней заработает (в обоих смыслах, ха-ха) новый украинский парламент. Наверное, первый закон, который он примет, будет о продаже земли. И дело здесь даже не в том, что это главное экономическое требование МВФ. И это не политика, а сама ментальность. Говорят, что араба нельзя купить. Его только можно взять в аренду.

Но вот беда. Абсолютная власть хуже безмерной бататовой каши. Только первые её порции сладки и желанны. Пресыщение, обжорство властью – сущий кошмар и для её владельца, и для его подданных.

Во-первых, это некрасиво. Именно абсолютная власть, а не своя кондитерка превратила в меру упитанного импозантного проходимца Порошенко в натуральное животное – кошмарного жирного неопрятного хряка. Она распирала его, как кишечные газы, потоком вырывалась через словесный пафосный понос.

Во-вторых, чрезмерная власть – скоропортящийся продукт и требует для своего сохранения конвертации во что-то более надежное типа собственности, денег, ценностей и прочее г…но с точки зрения вечности.

Запойное воровство высших политиков не от недостатка воспитания, а от избытка власти. Это несъеденная бататовая каша, которую сублимируют и брикетируют в сухпаек. Это проекция лишней власти в излишние, чаще всего кошмарные, атрибуты. Что, кстати говоря, абсолютно не гарантирует длительность хранения.

Жаль, что всего этого еще не знает Зеленский. Он ест. С азартом и удовольствием! Пока только на его столе второй казан с кашей, в смысле властью.

Его когда-то консультировали сценические диетологи: из-за стола надо вставать с легким чувством голода. Но не консультировали философы: пресыщение властью опаснее пресыщения кашей.

Хотя нет – не бывают. Проступают, проступают симптомы переедания: нескрываемая безаппеляционность и кураж, пока еще скрываемые чванливость и алчность.

Но не будем о болезнях. Тьфу-тьфу! Вернемся к философии.

Есть забавная мысль у Акутагавы-сан – в чем отличие диктатуры от демократии? При диктатуре опасно обличать хозяина народа, а при демократии опасно обличать слуг народа. Лучше купить.

Однако, у героя рассказа, человека, рождённого для всеобщего презрения, было одно страстное желание: он хотел до отвала наесться бататовой каши. Это сладкое блюдо подавали к императорскому столу, а человеку более низкого звания на ежегодных приёмах лакомства доставалось немного.

Однажды второго января в резиденции регента состоялся ежегодное торжественное пиршество. Остатки еды отдали самураям. Была там и бататовая каша. Но на этот раз её было особенно мало. И потому герою казалось, что каша должна быть особенно вкусной. Так и не поевши её как следует, он проговорил, ни к кому не обращаясь:

— Хотел бы я знать, придётся ли мне когда-нибудь поесть её вволю? — И со вздохом добавил: — Да где там, простого самурая бататовой кашей не кормят.

И тут засмеялся Тосихито Фудзивара, телохранитель регента Мотоцунэ, мощный, широкоплечий мужчина огромного роста. Он был уже изрядно пьян.

— Если хочешь, я накормлю тебя до отвала.

Безымянный герой этой истории, не веря своему счастью, согласился и спустя несколько дней поехал вместе с Тосихито Фудзивара к себе в имение.

— Даже звери служат Тосихито! — Сказал могучий самурай.

Пока приехавшие отдыхали, слуги собрали огромное количество батата, а утром наварили несколько больших котлов бататовой каши. И пока проснувшийся бедный самурай смотрел на то, как готовят такую пропасть вкусности и думал, что он специально тащился сюда из столицы, для того чтобы есть эту самую бататовую кашу, его аппетит уменьшился наполовину.

Через час за завтраком ему предложили серебряный котелок, до краёв наполненный бататовой кашей.

— Тебе не приходилось поесть всласть бататовой каши, — сказали ему хозяева — Приступай же без стеснения.

Перед ним поставили ещё несколько серебряных котелков с бататовой кашей, но он через силу одолел только один. И тут появилась вчерашняя лиса-посланица и по приказу Тосихито ей тоже дали каши. Глядя на лису, лакающую бататовую кашу, сытый бедняга с грустью подумал, каким счастливым он был, лелея свою мечту до отвала наесться бататовой каши. И от сознания, что больше никогда в жизни он не возьмёт в рот эту бататовую кашу, на него снизошло успокоение.

Оцените пересказ 🙏

Мы смотрим на ваши оценки и понимаем, какие пересказы вам нравятся, а какие надо переписать. Пожалуйста, оцените пересказ:

Что скажете о пересказе?

Что было непонятно? Нашли ошибку в тексте? Есть идеи, как лучше пересказать эту книгу? Пожалуйста, пишите. Сделаем пересказы более понятными, грамотными и интересными.

Рюно́скэ Акутага́ва (1 марта 1892 — 24 июля 1927) — японский писатель, классик новой японской литературы. Отец композитора Ясуси Акутагавы (1925—1989) и драматурга Хироси Акутагавы. Известен своими рассказами и новеллами. В 1935 году в Японии учреждена литературная Премия имени Рюноскэ Акутагавы.

Для начала рекомендую два рассказа.

По-японски: 『芋粥』（いもがゆ, имогаю）имо - батат, каю - каша

Гои (五位) – чиновник пятого ранга.

Батат - сладкий картофель.

Суйкан - одежда для верхней части тела, название которой происходит от ткани, вымоченной в воде (суй) и разложенной на раме для сушки (кан). Суйкан носили низкоранговые чиновники.

Эбоси - в традиционном мужском японском костюме головной убор аристократов, лакированная шляпа, похожая по форме на пробковый шлем

2. Муки ада, 1918 год
地獄変 дзигоку хэн (дзигоку - ад)

短編小説 (тампэн сё:сэцу) - новелла

Действие также происходит в период Хэйан, но, в отличие от первого, по настроению рассказ жестокий и горький.

При дворе жил знаменитый талантливый художник Ёсихидэ, но его не любили, потому что он был скупым, спесивым и заносчивым. Больше всего на свете любил он свою дочь, но на неё положил глаз его светлость.
Закончилось всё трагически и неожиданно для меня, хотя вполне в стиле японских средневековых рассказов.

Почитайте, по крайней мере, по этим двум рассказам уже можно сделать какой-то вывод, будете ли вы ещё читать произведения Акутагавы.

Но не будем о болезнях. Тьфу-тьфу! Вернемся к философии.

- Папa! - cказал Саша. - Mне скучно!
Знакомая песенка! Значит, мой сынуля хочет, чтобы ему прочли сказку. Сам он читать уже может, но ленится.
Сказки - на книжной полке. По пути к ярко раскрашенному, любимому Сашей "Винни-Пуху" взгляд мой останавливается на взрослой книжке. И я решаюсь на лихой педагогический эксперимент. Я рассказываю семилетнему Саньчику краткое содержание новеллы Акутагавы о бататовой каше. А после не торопясь, продираясь сквозь японские реалии и фамилии, читаю о том, как знатно пошутил один богатый самурай над другим, бедным. У бедняка и мечтаний-то было - наесться сладкой бататовой каши, которой ему всегда доставалось чуть-чуть. И вот повез богач замухрышку в
свое имение и велел сварить только для него огромный котел вожделенной каши. "Ешь до отвала!" - сказал он. Отвал произошел на четвертой или пятой тарелке. Гость с отвращением смотрел на прежде лакомое блюдо. А хозяин смеялся над ним.
Конец у истории грустный. Не было у бедняги иных заветных желаний, кроме каши из батата. Он потерял смысл жизни и повесился. Нельзя, чтобы цель жизни была столь мизерна. И плохо, если все желания исполняются. Я растолковываю это своему головастому первокласнику.
- Ну, понял? - спрашиваю его.
- А что такое батат?
Я объясняю, что это овощ такой, вроде картошки.
- Папа, - прерывает мои объяснения Санька, - я придумал. Пойдем кататься на санках.
За окном валит снег.

- Папа! - говорит Саша - Мне скучно!
Винни-Пух упакован в ящик и едет в Бердянск. Или, может, уже подплывает на корабле к Ашдоду.
А мы с Санькой и мамой, разглядывая красные холмы Иудейской пустыни, идем в супер.
В супере много жратвы и питья. Но мы уже привыкли не замечать на забитых полках товары, которые не влезают в нашу тощую корзинку абсорбции.
- Смотри, редька! - говорит мама. - Да какая крупная! Стоит дороговато, но зато надолго хватит.
Я сомневаюсь, растет ли в здешнем климате еще и редька, а Александрик в стороне тоскливо смотрит на аппетитные бананы. Шершавым ивритом русских олимов мы спрашиваем у продавца, что за фрукт у нас в руках - редька или же редиска.
-Батат! - Санька уже рядом и тоже хочет посмотреть. Батат розов, вытянут и чуть-чуть в песке. Он совсем не похож ни на картошку, ни на банан. Сынуля вздыхает разочарованно и вдруг вспоминает прошлогодним снегом засыпанную историю из взрослой книжки:
- Я знаю! Из него можно сделать сладкую кашу! Хочу бататовую кашу!
Но не получит он сегодня бататовой каши. Во-первых, мама сказала, что дорог батат. А во-вторых она не знает, как делать бататовую кашу. Но этого мама, конечно, не сказала.

Все же она навела справки. Оказалось, каша из батата вкусная, а главное, не много нужно овоща для этой каши. Мама решила освоить новый продукт.
-Бататики! - обрадовался Саша, когда мама вытащила их из сумки. - Мои любименькие!
Он собственноручно вымыл бататы. Мама их очистила и положила в кастрюльку. Санька через каждые пять минут подбегал к плите и смотрел, не сварились ли?
- Саша, - спросил я его, - откуда такая любовь к бататам? Ты же их никогда не ел. Может, невкусная будет эта бататовая каша.
- Вот именно, - неодобрительно кивает головой бабушка, - потратили шекели неизвестно на что!
Бабушка - известный консерватор.
- Сладкая картошка! Я пробовала во время войны сладкую картошку, мороженную. Не приведи Господи второй раз.
Главный кок - мама - решительно пресекает бунт на камбузе:
- Она вкусная и питательная!
Наш милый восьмилетний кулинар прибегает к испытанным авторитетам:
- Мамочка правильно говорит. Банановая каша - самое вкусное и питательное блюдо в мире.
Никто не заметил его оговорки. А следовало бы! Бабушка ворчит, ретируясь:
- Купили бы лучше простой картошки. Тоже вкусно и питательно.
За обедом она сказала:
- Ни за что не буду есть эту вашу бататовую кашу!
А Санька прибежал к столу всех раньше. Даже руки вымыл без напоминания.

Каша оказалась совсем не пищей богов. Была она оранжевая и непривычная на вкус. Она не оказалась сладкой, как того ожидал мой сынуля и совсем не пахла бананами.
Санька разочарованно скривился и отодвинул тарелку.
- Доедай! - прикрикнула мама.
Саша приготовился зарыдать. Чтоб спасти внука, бабушка стойко доела кашу. А после сказала:
- Мне понравилось. Я думала, будет хуже.
- Замечательное блюдо, - мама горда своим кулинарным исскуством, - и совсем не дорогое.
Кажется, в нашем меню появится новое блюдо. Санька предчувствует это и хнычет:
- Ненавижу бататы!
Он с надеждой глядит на меня. Вдруг я скажу, что невкусная эта каша, и не надо больше ее готовить.
А я еще не распробовал.

Во-первых, он уже никогда не сможет есть эту кашу. Во-вторых, он сам сделал себя несчастным, уничтожив свою мечту. Человек с мечтой всегда счастливее того, кто её тупо сожрал… К чему это я? Через несколько дней заработает (в обоих смыслах, ха-ха) новый украинский парламент. Наверное, первый закон, который он примет, будет о продаже земли. И дело здесь даже не в том, что это главное экономическое требование МВФ. И это не политика, а сама ментальность. Говорят, что араба нельзя купить. Его только можно взять в аренду.

Хотя нет – не бывают. Проступают, проступают симптомы переедания: нескрываемая безаппеляционность и кураж, пока еще скрываемые чванливость и алчность…

Но не будем о болезнях. Тьфу-тьфу! Вернемся к философии.

— Если хочешь, я накормлю тебя до отвала.

— Даже звери служат Тосихито! — Сказал могучий самурай.

Через час за завтраком ему предложили серебряный котелок, до краёв наполненный бататовой кашей.

— Тебе не приходилось поесть всласть бататовой каши, — сказали ему хозяева — Приступай же без стеснения.

Оцените пересказ 🙏

Что скажете о пересказе?

Когда-то давно среди самураев Фудзивара Мотоцунэ служил один жалкий и неприглядный человек, который исполнял простые обязанности. К нему все относились без уважения, включая сослуживцев и слуг. Всеобщее презрение окружало его, и жил он действительно как собака. Он ходил в поношенной, старой одежде с подержанным до крайности мечом.
Но у этого героя, который был рождён для общественного презрения, было одно пламенное и заветное желание: он жаждал наесться до отвала бататовой каши. Такое сладкое блюдо подавали на стол только императорам, а людям более низким по званию доставалось лакомства на ежегодном приёме совсем чуть-чуть.

В условленном месте на следующий день их встретили слуги. Под сёдлами, как и было приказано, находились двое лошадей. Седовласый слуга сказал о том, что поздно ночью вчера хозяйка внезапно лишилась сознания и сказала в беспамятстве о том, что она якобы лиса из Сакамото. Она попросила их приблизиться к ней и хорошо послушать, поскольку она передает нам то, что сегодня сказал ей хозяин.
Когда все были собраны, хозяйка сообщила о том, что хозяин вдруг хочет пригласить к себе домой гостя. Необходимо, чтобы завтра вы выслали ему навстречу людей и под сёдлами двух коней. После этого она погрузилась в глубокий сон, из которого не выходит и поныне.
Могучий самурай сказал о том, что даже звери повелевают Тосихито.

Перед ним были поставлены ещё перу котелков из серебра с бататовой кашей, однако он через силу смог одолеть только один котел. В этот момент откуда ни возьмись является вчерашняя лиса. Тосихито отдает ей приказ есть кашу. Теперь наш сытый герой смотрит с грустью на лису, которая лакала эту бататовую кашу, и думает о том, каким же он был счастливым, когда лелеял свою мечту вдоволь наесться этой самой каши. Теперь он успокоился, ведь понимал, что больше никогда в жизни он не сможет взять в рот эту кашу.

Бататовая каша

Рассказ, 1916 год

Язык написания: японский

Перевод на русский: А. Стругацкий (Бататовая каша) , 1971 — 16 изд. Перевод на украинский: В. Бойко (Бататова каша) , 2009 — 1 изд.

Жанры/поджанры: Сказка/Притча
Общие характеристики: Психологическое | Философское
Место действия: Наш мир (Земля)( Азия( Восточная Азия ) )
Сюжетные ходы: Становление/взросление героя
Линейность сюжета: Линейный
Возраст читателя: Для взрослых

Жил-был на свете некий гои, который страстно мечтал хоть раз в жизни поесть до отвала бататовой каши.

Похожие произведения:

Издания на иностранных языках:

Читая новеллу о бедном Гои, я не как не мог отделаться от образа Акакия Акакиевича из Шинели. Акутагава преклонялся пред Русской классикой. И многие новеллы являются слепком, своеобразным плагиатом на произведения русских писателей. Но Акутагава помиловав своего героя, отобрал у него единственную мечту жизни — наестся досыта бататовой кашей, оставив впереди только жалкое влачение своего существования — бессмысленного и безрадостного. Очень трагичная новелла. :frown:

Хочу отметить, как замечательно описан гои, каким живым вышел его образ, да и образ неожиданного благодетеля тоже. Но для меня остались неясными некоторые моменты: в частности линия лисицы-оборотня. Она, как фантастическое допущение, должна (по канонам?) быть обоснована, но вот незадача: в рассказе Акутагавы она выступает, как нечто само собой разумеющееся, как часть реальности. Думаю, людям, пробующим себя в писательском деле, следует взять на вооружение этот прием.

Что касается самой морали притчи, то она не так уж и нова, что, вероятно, убивает весомую часть эффекта от произведения. Поэтому довольно сложно оценить его.

Мечтать о бататовой каше можно, особенно если в остальном жизнь просто ужасна: ты одинок, все смеются над тобой, тебе не на что надеяться в жизни. Тогда появляется она — бататовая каша. Но что делать, если в итоге получаешь эту бататовую кашу? Так ли всё это радужно, и должны ли мечты (довольно странные для другого человека) сбываться? Может, им и стоит оставаться мечтами?

Читайте также: