Вскипел бульон потек во храм

ОКЛЕВЕТАННЫЙ ГРАФ

Ты ври, да знай же меру!

— Что ты все врешь, — говорит капитан-исправник мещанину Пименову, уснастивши свою речь кой-каким крепким словцом.

Вскипел Бульон и в рать потек.

(перевод «Освобожденного Иерусалима»).

На нашего граф Петра Андреича, как на всех людей неумеренно добродетельных, как на всех героев душевной прямоты, лгут; нам графа жаль, нам за Шувалова больно, мы хотим графа Шувалова оправдать. На его сиятельство, во-первых, солгали, что он по просьбе матери решился оставить тайную полицию. «Много может молитва родителей» — это совершенно правда, но этого ничего не было. Совсем напротив, граф вовсе не бросил свои слуховые трубы, но расширил голубой круг действий III отделения; граф будет теперь аускультировать не только Россию, но всю Европу, он будет не только графом в свите, но чем-то вроде секретного папы, подслушивающего «грады и вселенную».

На его сиятельство лгут, что он нашу скромную типографию окружил своими сотрудниками и велел им не спускать нас с уха, что он дает им страшные деньги — и будто все казенные, — а они их тратят, не чувствуя, что наше правительство скоро, как Хлестаков, будет ходить по лавочкам пробовать балыки. Это ясная ложь; если бы это была правда, они узнали бы что-нибудь о типографии, — что же они узнали?

На генерала в свите лгут, что он распустил слух, будто бы в нашей типографии куплен его дрягилем или приказчиком какой-то корректурный лист, — иные прибавляют даже сумму, именно за 10. 000 руб., — послуживший к обвинению Михайлова. Желая пуще всего на свете защитить девственную честь графа, мы торжественно объявляем гнусной и подлой клеветой эту застеночную выдумку. Шувалов неосторожен, Шувалов доверчив, ведь он не меньше типографии окружен шпионами, долго ли тут до греха! Может, 10. 000 руб. и в самом деле взяты кем-нибудь из миньонов III отделения. В наш ужасный век, развращенный вольнодумством, ослабли все священные связи, и даже в III отделении не всё ангелы подслушивают и доносят. Но графу, с его обширными литературными связями, идущими от Иерусалимской улицы в Париже до Café de Paris в Иерусалиме, вовсе не трудно найти вора. Он может поручить следствие (сказали бы мы, если б мы смели советовать добродетельному графу) своему ученому другу Горянскому, покрывшему себя почти Преображенской славой при взятии Михайлова, при котором он, между прочим, начальствовал легким отрядом амазонок.

Счастлив начальник, окруженный семьей таких сотрудников! Счастлива семья, собирающая вести и подслушивающая всю вселенную для передачи такому графу!

О Тимашев, зачем вы не родились графом! О Дубельт, зачем вы не родились Шуваловым!

Печатается по тексту К, л. 116 от 15 декабря 1861 г., стр. 965, где опубликовано впервые, с подписью: И — р. Этой статьей открывался лист «Колокола». Автограф неизвестен.

«Ты ври, да знай же меру!» — Неточная цитата из комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума» (действие IV, явление 4).

«Что ты вee врешькой-каким крепким словцом». — Неточная цитата из «Мертвых душ» Н. В. Гоголя (часть первая, гл. VII).

«Вскипел Бульон и в рать потек». — Неточная цитата из поэмы Торквато Тассо «Освобожденный Иерусалим» в переводе А. Мерзлякова (1828). У Мерзлякова: «Вскипел Бульон, потек во храм».

. солгали, что он по просьбе матери решился оставить тайную полицию. — Об этих слухах Герцен писал в заметке «Петербургские письма»: «Шувалов подался в отставку и, говорят, будет заменен Анненковым. Уверяют, что его уговорила мать оставить ремесло Дубельтов и Тимашевых» (стр. 184). В заметке Герцена «Buona notte, buona notte», посвященной вступлению гр. П. А. Шувалова в должность начальника штаба корпуса жандармов и управляющего III отделением, отразились некоторые надежды на Шувалова: «Если Шувалов дорожит своим именем, то, приняв, как говорят, à contre cœur место (непростительная слабость!), пусть же он сделает его не нужным» (стр. 102). С. С. Громека в письме к Герцену от 18 апреля 1861 г. сообщал, что Шувалов, как «порядочный человек», колебался принять свое назначение, чтобы «сберечь собственное имя от неминуемых клевет и оскорблений» (ЛН, т. 62, стр. 115—116); см. также комментарий к заметке «Buona notte, buona notte», стр. 359. Шувалов вышел в отставку в декабре 1861 г. и был заменен А. Л. Потаповым.

. графом в свите. — 6 декабря 1857 г. Шувалов, назначенный на должность петербургского обер-полицмейстера, был произведен в генерал-майоры и зачислен в свиту царя.

. расширил голубой круг действий III отделениянашу скромную типографию окружил своими сотрудниками. — Борясь с возрастающим влиянием «Колокола» в связи с распространением прокламаций и ростом революционных настроений в России, III отделение летом 1861 г. усилило шпионскую слежку за издательской деятельностью Герцена и Огарева в Лондоне (см. об этом ЛН, т. 63, стр. 670; см. также М. К. Лемке. Политические процессы в России 1860-х гг., М.—Пг., 1923, стр. 61—62, 87, 102 и др.).

В письме «неизвестного друга», предупреждавшего Герцена о готовящейся III отделением попытке «похитить» его или «убить» (см. об этом статью «Бруты и Кассии III отделения» и комментарий), говорилось также: «Граф Шувалов поклялся, что отныне ни одно письмо не дойдет до вас. Все мрачно» (ЛН, т. 63, стр. 670).

... будто бы в нашей типографии ∞ послуживший к обвинению Михайлова. — Имеются в виду слухи, связанныес арестом М. И. Михайлова, обвинявшегося в распространении прокламации «К молодому поколению», которую ошибочно приписывали Герцену (см. об этом статью «Тайная летучая литература в С. -Петербурге» в приложении к «Allgemeine Zeitung», 1861, № 289, 16 октября. См. также М. К. Лемке. Политические процессы в России 1860-х гг., стр. 81, 119). В действительности прокламация эта, напечатанная в лондонской типографии, принадлежала Н. В. Шелгунову и М. И. Михайлову, арестованному по доносу предателя В. Д. Костомарова.

... своему ученому другу Горянскому ∞ легким отрядом амазонок. — Во время ареста Михайлова (14 сентября 1861 г.) в обыске участвовали публичные женщины, состоявшие на службе III отделения, что неоднократно высмеивалось Герценом (см. «Исполин просыпается!», «Шуваловская эманципация женщин»). Ф. И. Горянский, старший чиновник III отделения, не присутствовавший при аресте Михайлова, вел следствие, отличаясь, по словам последнего, «особенным искусством разнообразить свои вопросы и томить по целым часам» (М. Михайлов. Записки 1861—1862 гг., П., 1922, стр. 44). О «преображенской славе» см. заметку «Преображенская рота и студенты», стр. 180.

Поделиться:

Вскипел Бульон, потек во храм.

«Бульон», конечно, с большой буквы — Готфрид Бульонский, крестоносец второго похода

август 2020
Пн Вт Ср Чт Пт Сб Вс
27 28 29 30 31 1 2
3 4 5 6 7 8 9
10 11 12 13 14 15 16
17 18 19 20 21 22 23
24 25 26 27 28 29 30
31 1 2 3 4 5 6
  • События
    проекта
  • События участников
  • Приглашения

Выставка «За дверью нет ничего интересного»

Закрытая экскурсия в хранилище Дома-музея Марины Цветаевой Дальше

Водная прогулка в Санкт-Петербурге

Прогулка на яхте по акватории Невы Дальше

Фестиваль «Архстояние» в Никола-Ленивце

Ежегодный международный фестиваль ландшафтных объектов Дальше

СамоеСамое


Принципы подсчета рейтинга

СамоеСамое популярное

Как мы его определяем?

Все очень просто. Здесь мы показываем материалы с максимальным числом просмотров за последнюю неделю. В этот рейтинг может попасть любой материал сайта, включая запись в личном блоге. Редакция оставляет за собой право убрать из рейтинга материалы, противоречащие правилам проекта, но эта мера используется только в крайних случаях.

10 апр. 1855 г., через полтора месяца после смерти Николая I, Вера Сергеевна Аксакова записала в своем «Дневнике»: «Тютчев Ф. И. прекрасно назвал настоящее время оттепелью. Именно так. Но что последует за оттепелью?» ? Тютчев Ф. И. Стихотворения. Письма… – М., 1988, с. 358.

Затем у Салтыкова-Щедрина: «Что такое оттепель? Оттепель – возрождение природы; оттепель же – обнажение всех навозных куч. Оттепель – с гор ручьи бегут; оттепель же – стекаются с задних дворов все нечистоты, все гнусности, которые скрывала зима , все миазмы, все гнилые испарения» («Губернские очерки». «Владимир Константиныч Буеракин», 1856). ? Щедрин, 2:306.

Я плодовит как крольчиха, но я отстаиваю право за слонихами быть беременными дольше, нежели крольчихи.

Речь на Всесоюзном съезде советских писателей 21 авг. 1934 г.

Всесоюзный съезд советских писателей. Стеногр. отчет. – М., 1934, с. 184

Под «слонихами» имелись в виду И. Бабель, Ю. Олеша и Б. Пастернак.

«Убей!» («Красная звезда», 24 июля 1942)

Эренбург И. Война. – М., 1943, т. 2, с. 23

п «Так убей же хоть одного…» (С-150).

Герой романа «Хулио Хуренито» (1922), по аналогии с «Великим инквизитором» Ф. Достоевского (п Д-152).

** Это будет напечатано через двести лет.

Борису Слуцкому – о его стихотворении «Давайте после драки» (в 1952 г.). Фраза приводится в статье Слуцкого «К истории моих стихотворений». ? «Вопросы литературы», 1989, № 10, с. 200—201.

Языков Н. М. Стихотворения и поэмы. – Л., 1965.

Железной волею Петра / Преображенная Россия!

«Ала» (1824; опубл. 1826)

Созови из стран далеких

Ты своих богатырей,

Со степей, с равнин широких,

С рек великих, с гор высоких,

От осьми твоих морей!

«Денису Васильевичу Давыдову» (1835)

Это жертвенник спасенья,

Это пламень очищенья,

Это Фениксов костер!

«Денису Васильевичу Давыдову»

О пожаре Москвы 1812 года.

«К ненашим» (1844; опубл. 1871)

«К ненашим» – стихотворный памфлет, направленный против западников. Отсюда название гл. 30 «Былого и дум» А. Герцена: «Не наши».

Вы все – не русский вы народ!

Из страны, страны далекой,

С Волги-матушки широкой,

Ради сладкого труда,

Ради вольности высокой

Собралися мы сюда.

«Песня» (1827; опубл. 1833)

В песенниках – с 1830-х гг.; муз. А. Алябьева.

Нелюдимо наше море, / День и ночь шумит оно;

В роковом его просторе / Много бед погребено.

Смело, братья! Ветром полный, / Парус мой направил я:

Полетит на скользки волны / Быстрокрылая ладья!

«Пловец» (1829; опубл. 1830)

Языков, с. 240—241

В песенниках – с 1830-х гг.; муз. Вильбоа.

Будет буря: мы поспорим / И помужествуем с ней.

В песенниках: «И поборемся мы с ней».

Там, за далью непогоды, / Есть блаженная страна.

Но туда выносят волны / Только сильного душой.

И огнедышащее слово.

«Поэту» (1831; опубл. 1833)

Немного нас, но мы славяне.

(1901—1941), польский и русский писатель

Загл. неоконченного романа (1936; опубл. 1956)

Бойся равнодушных – они не убивают и не предают, но только с их молчаливого согласия существуют на земле предательство и ложь.

«Заговор равнодушных», из эпиграфа к роману

Ясенский Б. Избранное. – М., 1988, с. 243

Это фрагмент стихотворения «Царь Питекантроп Последний», подписанного именем героя романа: «Роберт Эберхардт».

Человек меняет кожу.

Загл. романа (1932—1933)

А роза упала на лапу Азора.

Палиндром; нередко приписывался А. Фету. Включен в сказку А. Н. Толстого «Золотой ключик, или Приключения Буратино» (1936), гл. «Девочка с голубыми волосами хочет воспитывать Буратино».

В России нет закона – / Есть столб, а на столбе корона.

Восходит к эпиграмме, безосновательно приписывавшейся А. Пушкину: «В России столб стоит, / К столбу закон прибит, / А на столбе корона». ? Опубл. в кн.: Стихотворения Пушкина, не вошедшие в полное собрание его сочинений. – Берлин, 1861.

Вскипел Бульон, потек во храм.

Якобы строка из перевода «Освобожденного Иерусалима» Т. Тассо, сделанного С. Е. Раичем (1828). В автобиографии Раич протестовал против этой напраслины.

Эту строку приписывали также А. Ф. Мерзлякову – напр., В. Белинский («Насмешники уверяют, будто в его [Мерзлякова] переводе “Освобожденного Иерусалима” есть стих…») и А. Герцен. ? См.: Поэты «Искры», 1:359; Белинский в 13 т., 7:261.

Вы жертвою пали в борьбе роковой.

«Вы жертвою пали в борьбе роковой…» (1870—1880-е гг.; опубл. 1902)

Песни рус. поэтов, 2:346

А деспот пирует в роскошном дворце,

Тревогу вином заливая,

Но грозные буквы давно на стене

Чертит уж рука роковая!

Настанет пора, и проснется народ,

Великий, могучий, свободный!

Прощайте же, братья! вы честно прошли

Ваш доблестный путь благородный!

«Вы жертвою пали в борьбе роковой»

Песни рус. поэтов, 2:346

Последняя строфа не могла возникнуть раньше 1880-х гг., поскольку содержит скрытую цитату из стихотворения Тургенева «Русский язык» (1882) (п Т-244).

Жена найдет себе другого, / А мать сыночка никогда.

«Глухой неведомой тайгою…» (2-я половина ХIХ в.)

Песни рус. поэтов, 2:351

Дремлют плакучие ивы, / Низко склонясь над ручьем.

«Дремлют плакучие ивы…» (опубл. 1896)

Песни рус. поэтов, 2:352

Приписывается А. Тимофееву.

Жил-был у бабушки / Серенький козлик.

Вот как! Вот как! / Серенький козлик.

Бабушка козлика / Очень любила.

«Жил-был у бабушки…»

Русская поэзия детям, с. 71

В песенниках – с 1855 г. Песня вошла в сб. К. Д. Ушинского «Русское слово: Год первый» (1864); в другой редакции цитировалась уже в комедии Тургенева «Месяц в деревне», IV (1850; опубл. 1855).

Восходит к польской песенке начала ХVIII в. «Byіa babusia domu bogatego…» («Жила-была бабушка в доме богатом, / Был у ней козлик очень рогатый»). ? Перетц В. Н. Заметки и материалы для истории песни в России // «Известия отделения рус. яз. и словесности имп. Академии наук», 1901, т. 6, кн. 2, с. 96.

Вздумалось козлику / В лес погуляти. /

Напали на козлика / Серые волки. /

Оставили бабушке / Рожки да ножки.

«Жил-был у бабушки…»

Русская поэзия детям, с. 72

Позднейший вариант: «Остались от козлика / Рожки да ножки».


Вспомним классику: «Вскипел Бульон, потек во Храм». Слова из поэмы Тассо «Освобожденный Иерусалим», неудачно переведенные Мерзляковым, до сих пор цитируются для иллюстрации комичности неудачного перевода. Но дело Мерзлякова не пропало, у него есть достойные наследники и продолжатели.

Пусть нет в нашем романе своего Бульона, он же герцог Бульонский, зато имеется один злодей с заговорившей русским языком фамилией Тоннель (с французского фамилия не переводится, туннель — это tunnel). Он служил дворецким в Отеле Веселой Науки, а переводчик легко нашла ему новое призвание: раз уж есть Отель, так быть ему… метрдотелем! Этот самый предатель наконец понес заслуженное наказание — как следует из 4 части первого тома, рухнул (тоннель рухнул) от того, что его горло перерезали(!) шпагой, причем сделано это было одним ударом (в оригинале Андижос проткнул горло клинком шпаги).

Герои нашего романа, даже второстепенные, вообще изумительно обращаются с оружием. Чем бы вы думали палач отсекает голову? Шпагой, причем одним ударом, даже жена гордится. Еще бы ей не гордиться! Ведь шпага это не режущее оружие, а колющее. Хотя, если заглянуть в оригинал, оказывается, что и не шпагой вовсе, а мечом; вот уж и не стоило жене нос задирать. Переводчица убеждена, что как шпагами, так и саблями в Париже пользуются в разных обстоятельствах, но неизменно эффективно. Например, ее кончик прикладывают к животу лодочника — не подумайте, что это магический жест, это всего-навсего способ заставить человека «безропотно пожать плечами» (в оригинале лодочнику приставили кончик шпаги к животу и он, пожав плачами, безропотно пошел за лодкой).

Вообще можно много написать о необычном использовании разных предметов, но бесспорно, пальма первенства принадлежит конфетам. Карлсону в голову не приходило, что конфеты — это отличное противоядие. Между тем вот описание драматических событий с покушением на жизнь героини.

Анжелика вбегает в салон принцессы Генриэтты и обращается к г-ну де Префонтену:

— Вы честный человек, принесите мне какое-нибудь лекарство, или молока, я не знаю, чтобы я могла справиться с действием этого ужасного яда. Умоляю вас… Господин де Префонтен!

Заикающийся, ошеломленный бедняга поспешил к вазочке со сладостями и протянул молодой женщине коробку с целебным средством, часть которого она попыталась съесть.

Всеобщее смятение достигло апогея.

Позвольте, но как смятению не дойти до апогея, если конфеты обладают таким действием?! Люди-то в те времена все больше на рог нарвала налегали, или жабий камень в вино опускали, чтобы от отравления себя защитить. Между тем счастье было так близко! Любопытно все-таки — переводчица думает, что только у принцессы Генриетты такие полезные конфеты водятся, или просто метод Карлсона («случилось чудо — друг спас жизнь друга!») несокрушим и вечен?

Ну и конечно, к вопросу о нетрадиционном использовании чего (и даже кого) бы то ни было — одежда персонажей. Скажем, левит: или это иудей из колена Левит, или одна из книг Библии. Но кто бы мог подумать, что в него (в левит) можно облачиться? Думаете, нельзя? И ошибаетесь: нет непреодолимых преград для фантазии переводчицы! Без колебаний она пишет про звонаря на кладбище Невинных: одетый в черный левит, расшитый черепами, скрещенными костями и рисунком капель в виде серебряных слезинок.

Окружение короля преступного мира Голон изображает очень живописно, но переводчица постаралась, чтобы это зрелище произвело на читателя просто незабываемое впечатление. У главного помощника Великого Кезра, того, кто устанавливает закон в королевстве Медяков… на поясе висели три стержня. Описание Рогодона: мужчина был молод, в полном расцвете сил (все-таки Карлсон еще с нами!) Очень смуглая рука лежала на рукояти воткнутого в портупею кинжала.

Главный Евнух, одетый в изорванную в клочья женскую кофточку нес пику, на конце которой был наткнут дохлый пес. Там же присутствуют паломники из Святого Иакова. Ну и музыкальное сопровождение: музыкант Тибо вертел ручку виолы (представили? это примерно как ручку скрипки) и он же там же вертел колесо лиры (возможно, другой рукой…). Стоит ли удивляться, что тут переводчица вместе с главной героиней просто потеряли голову и, собираясь бежать из этого кошмарного местечка, Анжелика одним прыжком оказалась в гуще свалки (автор всего лишь написала, что героиня, оказавшаяся в гуще свалки, попыталась сбежать).

Судьба была жестока и к графу де Пейраку. Но все же не ставила его за прилавок, чтобы торговаться с дьяволом — все-таки у прилавка. Едва ли Анжелика не только в мыслях, но даже в страшном сне могла себе представить, что ее любимый муж торгуется, стоя на месте лавочника. А между тем переводчица не пощадила графа.

Эмоциональность речи героев просто не знает границ. «О-ля-ля!» именно в таком, первозданно-французском варианте, украшает едва ли не каждый второй крупный монолог (например, такая давка начинается — о-ля-ля! — из монолога ученика палача), а иногда и более короткие изречения, превращая их в настоящий фрас из разряда издевательств над национальными стереотипами. Как вам: О-ля-ля! Ай! Горе мне!

Не меньше, чем «о-ля-ля», персонажи любят восклицать «О!» — по поводу и без повода. Особенно красиво эти восклицания смотрелись в монологе Дегре, в котором он рассказывает о своём методе охоты на бандитов; эти «О» превратили монолог в подобие песни, какую могли бы петь в 20-е годы прошлого века под аккомпанемент банджо.

Отдельные бесподобные фразы:

Лучше голова на плечах, чем ноги (трудно не согласиться).

Кстати, о брахиоподах.

Это знатная дама, она решила поменять немного этих скучных мелких помещиков (у автора: решившая немного отдохнуть от своих скучных кавалеров)

Я должен во весь опор мчаться в Рим и попытаться найти решение и успокоить мятущиеся умы.

Ее терзала единственная мысль: добиться своей цели.

Для сколько-нибудь искушенной женщины эта спина могла многое поведать.

Даже если недоброжелатели заставят меня умыться при всех обитателях Нового моста…

Перед вами монахини из Оверни, чтобы выслушать нас (Перед вами монахини из этого монастыря, которым вы можете задавать вопросы) — прямо психотерапевты; выскажетесь, дескать, вам и полегчает!

Господин Обен после казни вместе со своими помощниками расставлял сиденья на свои места (палач с помощниками наводил на площади порядок).

Не афористично, зато философски подмечено: Не избегайте признания в любви, которое стремится к иному строю, нежели ваше, и слов, которые вы часто шептали в своем сердце. (Не сердитесь на мои слова, они относятся к совсем иному сословию, и вы сами, бесспорно, не раз шептали их про себя).

Выдающиеся словосочетания:

Шпиль Сен Шатле (вместо Сен Шапель, Шатле — тюрьма для нищих, там уж не до шпиля, напоминающего ветку цветущего дерева)

орден госпитальеров Святой Екатерины (должно быть: медицинские сёстры ордена Святой Екатерины. Орден госпитальеров — это орден Св. Иоанна, ко времени рассказа называемый Мальтийским)

Сегвиер, первый председатель Двора (верховный судья Сегье)

Заметим кстати, что за именами надо следить, имена — это предмет творческого поиска переводчика, и постоянному написанию не подлежат. Как вам понравится вариант старик Саксон Ауэр? И попробуйте объяснить, почему на одной странице(!) одного персонажа(!) можно назвать сначала Кордо, а через пару абзацев Корбо! Хотя… может быть, подсознательно переводчица нашла что-то неуловимо общее у этого персонажа с гоголевской Коробочкой? Кто знает!

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Войти

Авторизуясь в LiveJournal с помощью стороннего сервиса вы принимаете условия Пользовательского соглашения LiveJournal




Западноевропейская привычка именовать вельмож по их владениям не прижилась в русском языке. Известен перл из неудачного перевода "Освобожденного Иерусалима" Тассо, где в какой-то момент говорится о действиях разгневанного Готфрида Бульонского:

Вскипел Бульон, потек во храм.

Вот еще один образец. В русском исполнении оперы Перселла "Дидона и Эней" подруга главной героини поет:

У наших стен любви гонец,
И Карфаген и Трою ждет .

здесь совсем небольшая пауза позволяет слушателям, знающим о судьбе обоих городов, отмахнуться от обсценного варианта, а следующее слово "венец" проясняет, что речь идет о возможной свадьбе главных героев, которых, вопреки полу, метонимично назвали: ее - Карфаген, а его - Троя.

Ну, и, раз такая пьянка, вспомню, что христианствующее общество "Библия для всех" выпустило большим тиражом книжку, в которой Новый Завет разъяснялся американской методой "догадайтесь и вставьте пропущенное слово". А переводчики не учли особенности национального языкознания:
- Иисус назначил 12 человек, назвав их . , и чтобы посылать их . .
- Бог так полюбил этот мир, что отдал своего единственного сына, чтобы каждый получил . и пошел . .
- Что сказал он ученикам? Идите и . !
- Иисус называл . людей, которые чтят бога устами, а не сердцами.
- Что сказал Иисус женщине, уличенной в супружеской неверности? Иди . !
- Иисус подтвердил правильность того, что мы должны любить господа Бога своего всем . своим, всей . своею, всем . своим, всей . своею.
- Чтобы Отец небесный простил вам согрешения ваши, то вы должны . всех.

Войти

Авторизуясь в LiveJournal с помощью стороннего сервиса вы принимаете условия Пользовательского соглашения LiveJournal

  • Recent Entries
  • Archive
  • Friends
  • Profile
  • Memories

Вскипел Бульон: превратности литературной судьбы

Семен Егорович Раич (1792—1855), поэт, переводчик, издатель, образованнейший и талантливый человек, учитель Тютчева и Лермонтова, ныне прочно забыт. Белинский не посвятил ему статьи, серебряный век его не переоткрыл, советским литведам "реакционер", брат митрополита Киевского и Галицкого (Филарет, 1779 - 1857) тем более был не нужен. Подавляющее большинство нынешних читателей не знает ни строчки из его наследия - зато многие слышали, что в его переводе "Освобожденного Иерусалима" Торквато Тассо есть строчка (о Готфриде Бульонском) "вскипел Бульон, течет во храм". Этот вскипевший бульон затек в несколько литературных мемуаров, в статью википедии, закапал несколько десятков сайтов.
На самом деле, разумеется, у Раича этого нет: пародийная строчка принадлежит безымянному салонному остряку. Но вот прижилась и приклеилась к имени.
Над этим переводом Раич работал много лет, а закончив его, написал такое стихотворение:

Ерусалим! Ерусалим!
Тобою очарован, -
Семь лет к твоим стенам святым
Я мыслью был прикован; -
Те годы для меня текли,
Лились, как воды Рая.
Их нет. Но память на земли
Осталась их живая;
Она отрадой будет мне
В глухой пустыне мира,
Пока в безвестной тишине
Моя подремлет лира.

Подремлет. Небо! Как узнать,
Что мне готовишь в мире?
Быть может, боле не бряцать
Моей несмелой лире;
Дни вдохновенья для меня,
Быть может, пролетели:
Нет в сердце прежнего огня,
Мечты охолодели
И впечатления уже
Не так, как прежде, живы:
Бескрылы в тесном рубеже
Поэзии порывы.

Но если снова для меня
Расширятся пределы, -
Я снова, лиру оструня,
Как бы помолоделый,
Взыграю, - и тогда опять
Мне красен мир подлунный:
Отчизны славу рокотать
Живые будут струны;
Я тени предков пробужу,
Полузабытых нами,
И обновлю и освечу
Их память меж сынами.

О переводе Раича ходят слухи (среди людей, его не читавших, понятно), что он плох. Он действительно имеет крупный недостаток: написан не октавами, а двенадцатистрочными строфами и четырехстопным ямбом в сочетании с трехстопным. В те годы не особенно гнались за "размером подлинника". Например, Батюшков, тоже пытавшийся перевести эпопею Тассо, писал александринами:

Узрели воины начальника избранна
И властию почли достойно увенчанна.
Он плески радостны от войска восприял,
Но вид величия спокойного являл.
Клялися все его повиноваться воле.
Наутро он велел полкам собраться в поле,
Чтоб рать под знамена священны притекла
И слава царское веленье разнесла.

Мерзляков, чей перевод вышел в том же, 1828 году, что и перевод Раича, - тоже:

Пою святую брань и верных воеводу,
От коего принял Господень гроб свободу.
Сколь многи подвиги ума, терпенья, сил
В победе славной сей муж доблий совершил!
Вотще противу ад, вотще в отпор герою
Слиялись Азия и Ливия враждою:
Хранимый от небес, ко знамени креста
Собрал рассеянных он ратников Христа.

Переводов Ливанова (1862), Головнина (1912) и Мина ("размером подлинника", 1900) я, увы, не видела - не так легко разыскать. Но зато вот что разыскать легко: издательство "Наука", решив в прошлом году издать "Освобожденный Иерусалим", не нашло ничего лучше как переиздать старый перевод В. С. Лихачева (1849 - 1910), скучнейший, написанный белым стихом. Это, конечно, позор, до которого в советские годы это издательство не опускалось: переводы в нем как правило печатались если не лучшие из возможных, то хоть приемлемые и пристойные. Уж лучше бы Раича напечатали, его хоть можно читать, в отличие от лихачевской жвачки.
На закуску: образец тассовской октавы (Gerusalemme liberata, III, 21): .

Clorinda intanto ad incontrar l'assalto
vadi Tancredi, e pon la lancia in resta.
Ferírsi a le visiere, e i tronchi in alto
volaro e parte nuda ella ne resta;
ché, rotti i lacci a l'elmo suo, d'un salto
(mirabil colpo!) ei le balzò di testa;
e le chiome dorate al vento sparse,
giovane donna in mezzo 'l campo apparse.

Та же октава в переводе Раича:

Клоринда упредив отряд,
Вступает в бой с Танкредом.
Обломки копий вверх летят,
И треск за треском следом;
Удар последний над челом
Клоринды разразился,
И развязавшийся шелом
С чела ее свалился;
И ветр, развеяв по плечам
Руно кудрей златое,
Открыл изменою очам
Красавицу в герое.

- и в "переводе" Лихачева:

Клоринда между тем спешит к Танкреду,
Который на нее уж нападает.
В осколки разлетаются их копья,
Но шлем Клоринды падает: она
С открытой головой перед Танкредом;
По ветру вьются пряди золотые,
И девушкой божественной красы
Становится внезапно страшный воин.

Конечно, поэма-то гениальная, не намного хуже Данта, и надо бы было перевести ее как следует. Да вот некому. А Раича надо издать - это классик нашей литературы, стыдно его не знать. Да еще и оболганный классик.

Русалка сегодня худая, зато истории очень уж жирные

За последнее время вы стали очень много дышать в бложике появилось много новых лиц, которые не знают наших, овеянных порохом, традиций и могут спросить - а причем тут осень, фотография полной красивой девушки и набор ничем не связанных между собой текстов? И почему, собственно говоря, русалка?
Так как старожилы, могущие ответить на эти вопросы без запинки, давно забанены, мне думается что стоит напомнить всю суть пустошей данного тега.
Все дело в том, что периодически блогиру Арбузу надоедает история, набросы и прочая кинохроника, вследствие чего он постит понравившуюся ему деву, ввиду определенных линий тела метафорически именуемую им русалкой, и записывает разного рода личные воспоминания, заметки и прочие умные мысли. Связи и смысла в этом нет никакого, но могу же я иногда постить что-то для себя и о себе? Думается, да - могу. Конечно, могу - ведь это мой блог.

Поэтому если вам интересна только история и т.п., можете смело проходить дальше.
Да, и еще. Стиль этих постов очень немного отличается от обычного, поэтому не желающим разочаровываться в интеллигентном блогире Арбузе лучше под кат не заглядывать.
В общем, я считаю, что ввел всех в курс дела.


К сожалению, ввиду нерегулярности русалок в блоге (это происходит по причине моей исключительной скромности, то бишь нежелании заострять излишнее внимание на собственной персоне, да), большинство интересных воспоминаний или мыслей, приходящих мне в голову, остаются к моменту написания поста в ней же. До следующего раза, когда они внезапно всплывут эдакими глубоководными рыбами. Конечно, было бы неплохо завести себе слугу, записывающего перлы массы Романа прямо на ходу, но это накладывает известные обременительные тяготы. Простой современный блогир не может постоянно жить с такой торжественностью, поэтому я надеюсь на технологии будущего, когда можно будет срать писать в ЖЖ прямо из головы (силой мысли популярного блогира), не оставляя читателям ни единого шанса.

Но, одно воспоминание я все-таки принес. На него меня натолкнула увиденная в ютубе драка в кинотеатре. Я тоже когда-то дрался в кино. Ммм, как зритель, конечно же!

Было это так. Шел суровый 2004, а может быть и 2005 г. Хотя нет, все-таки 2004, потому что - это ведь в нем вышел "Король Артур"? В общем, это случилось в год выхода этого весьма посредственного фильма. Историки будущего установят с большей точностью, а мы обратимся к тем фактам, что еще не смыты волной подступающего маразма.

Итак, я пошел в кино, с приятелем. Почему бы и нет? Кинотеатр был небольшой, буквально на сотню рыл, а мест и вовсе было занято чуть больше половины. Надо заметить что мне шел 21 год и я был вспыльчив. Для сегодняшнего дня верно только второе, хотя я бы охотно поменялся.
Примерно на тридцатой минуте фильма в помещении показалась компания молодых блядей, простите, людей - два парня и две девушки. Они уже были весьма пьяны и вели себя очень шумно. Даже вызывающе, особенно тот, что был пониже. Знаете, не мною подмечено, что невысокие люди как правило говнистее высоких. К сожалению, мне с высоты они все кажутся примерно одинаковыми и я редко могу оценить весь потенциал говнистости в человеке. Но тогда-то я сидел, а потому увидел.
Итак, он громко - на весь зал - комментировал происходящее на экране, вызывая мерзкий гогот у своих друзей. Все остальные молчали.

Несколько раз - точно больше двух - подходил старик охранник, но веселье возобновлялось сразу же после его ухода. Мое недоумение росло - вокруг было как минимум два десятка молодых парней и взрослых мужиков, неужели происходящее раздражало только меня? Никакой реакции.
Между тем, время шло, а мерзкая компания продолжала отравлять собой атмосферу. Наконец, во время сцены боя на льду - поэтому я ее и запомнил - заводила встал (они сидели в первом ряду) и начал палить из пальца по экрану, вот так - паф! паф! паф! Нарочито демонстративно и громко.
Блядь! Он портил мне то, ради чего я пришел - батальную сцену! Вскипел Бульон, потек во храм. Аккуратно я перелез во второй ряд и нагнулся к его уху. Признаю - речь моя не была дипломатичной. Я сказал что-то вроде: завали ебало, тварь, или я тебя отпизжу. Ну, вы знаете - эти жители Донбасса! В соборной Украине такого произойти попросту не могло.
Дословно, конечно, я своего спича не помню, но общий смысл сводился к недвусмысленной угрозе физической расправы, в случае продолжения прежней линии. О, видите как красиво можно облечь все это столкновение баранов на мосту?

Увы, молодой человек не завалил ебала. Он развернулся и эдаким гаденьким ноющим тоном, на котором в Донбассе разговаривает дерьмо, старающееся подражать блатным, запел песнь боя.
До сих не помню как мы сошлись - так был зол. Все дело в том, что я человек исключительного миролюбия и могу бить/убивать людей только за справедливость или если они там мусульмане, негры и прочие нехристи. По большой, значит, злобе. И, вот, когда она наступает, злоба, я некотором образом впадаю в ярость, начинается кровавая пелена и прочие эвфемизмы состояния аффекта.
Что интересно - когда я немножко в юности занимался боксом, то ни разу не испытывал схожие чувства на ринге, даже если проигрывал. Не было мотивации - адреналин был, а мотивации нет. А если от души - тогда, да. Тогда и душа поет, потому что это уже не простое мордобитие, а Битва за Справедливость. Да.

Итак, я помню лишь то что оказался рядом с ублюдком и начал его бить. Реальная драка закончилась в несколько секунд - очевидно, что после второго-третьего удара я сломал бедолаге нос. Он свалился на пол, зачем-то заливая его кровью. К сожалению, алкоголь придавал ему сил и он продолжал хулить меня окровавленным ебалом лица.
Как человек интеллигентный, я постарался не мешать зрителям - схватил гаденыша и потащил его в сортир. По дороге мне удалось приложить его об угол прохода. Не специально, просто он барахтался и сам придал себе ускорения, помноженного на массу или как там.
В туалете избиение продолжилось, но - надо отдать ему должное - он продолжал сыпать ругательствами, несмотря на десяток прямых в лицо. Более того, гаденыш обхватил мою ногу, буквально вцепившись в нее - и упрямо не отпускал. Сукин сын. Как он мог выдерживать все это от меня, находящегося тогда в прекрасной форме, я не знаю. В общем, я взбесился и продолжал наносить ему удар за ударом.

Картина складывалась дурацкая, прямо-таки смешная - вместо того чтобы позорно растянуться на полу, дав мне возможность под одобрительные взгляды общественности вернуться назад, этот подлец крепко держал меня за ногу, что-то воя разбитыми в кровь губами. Что мне нужно было делать? отцеплять его? но инстинкт не позволял это сделать, покуда драка не закончилась - а что если бы он двинул мне пальцем в глаз? Он был побит, но признавать этого не желал.
И тут на меня напал его друг. Почему с таким опозданием - я не знаю. Атаковал он достаточно вяло и быстро отлетел в сторону, где им занялся мой товарищ, наблюдавший со стороны за происходящим. Нет, его не били, а просто обездвижили.

Идиотскую ситуацию разрешили девушки упырей. Со свойственной слабому полу дипломатичностью, они быстро разрядили обстановку, появившись вслед за вторым парнем в помещении. Мой противник как-то внезапно ослаб и сполз. Его увели под руки и все закончилось.
Я вернулся в зал, компания с позором убралась. Можно было смотреть кино дальше. Но благодарных взглядов не было, даже наоборот. Почему? Я этого не понимал тогда, не понимаю и сейчас. Откуда эта инертность и неблагодарность в людях?

Не то, чтобы я сильно эти горжусь (ну, немножко). Но мне и не стыдно за эту историю. Да, события развивались по-дурацки (в реальных драках всегда так, к слову - я ни разу не видел и уж тем более не участвовал в красивой схватке), я был груб, но - убежден - поступил в основе своей правильно.
Я отстаивал порядок, его какую-то там миллиардную долю, но все же. Почему приличный человек не должен защищать свои права, уступая кому-то? Считал и считаю себя правым по всем пунктам - долго ждал, предупредил, был готов остановиться на каждом этапе. Случившееся было не моим выбором, а его.

Сейчас подумалось, что они тоже поступили благородно - а ведь могли бы пойти в милицию, со следами насилия на лице. Я был так наивно убежден в своей безопасности, что ничуть не сомневаясь остался и досмотрел кино. Хорошие были времена.

Прошли годы, я забросил перчатки и как-то не помню чтобы мне приходилось применять силу. До того времени как я не переехал в Киев.

Смешно, но с осени прошлого года мне дважды довелось выхватить, причем в одно и тоже место - левый висок, поближе к глазу. Оба раза совершенно идиотские.
В первом случае я вступился за паренька, которого избивала прямо посреди Киева (улица возле метро Голосеевская) толпа каких-то кренделей, от 18 и старше (я не умею определять возраст, как и рост, увы). Я буквально только вылез из машины и случайно заметил это мельтешение.
Абсолютно не собираясь с кем-то там разбираться (сопляки!), я просто хотел остановить происходящее. И, дурак, потянул представителя столичной молодежи за мастерку, стараясь размокнуть круг избивающих. В этот момент его товарищ и зарядил писателю-почвеннику в висок.

Хорошо еще, что я много думал, писал, чем и закалил кости черепа. В общем, я разбил - уверен в этом - ударившему яйца, остальные отбежали, погавкали издалека и растворились в богомерзких кварталах. Спасенный мною парень исчез первым, так что понятия не имею из-за чего случился весь сыр-бор.
Но, какова комичность ситуации! Ты, мысленно, считаешь себя солидным человеком, у тебя какие-то дела, большие планы, ты посреди европейской столицы, важен, серьезен и т.д. И тут жизнь тебе недвусмысленно кое-что напоминает, путем столкновения с этими спортивными молодыми людьми. Вот поэтому я почти никогда и не ношу очков на улице - а если какая замятня? Было бы чудовищно обидным оказаться избитым толпой киевских гопников, подвести Донбасс, его традиции. Каким бы это было унижением, избави Бог!
Мерзкие крысы.

Вторая драка случилась накануне этого лета, кажется еще до отпусков. Это уже была классика, дорожные войны. Направляясь к себе в Чайки, я выезжал из Киева по Житомирской трассе и чем-то обидел мудака, начавшего подрезать, тормозить и мигать фарами. Мы остановились, я вышел и, не успев сказать ни слова, получил удар, сука, в тоже место, что и в прошлый раз. Вот как есть - вышел за пиздюлями. Откуда такая ненависть в людях? Где старые традиции оскорблений перед единоборством? Мужик был, я думаю, под сороковник - тяжелый и злобный, но не очень техничный. Не знаю почему он повел себя так агрессивно, да и не думаю, что этому может быть рациональное объяснение. Что же до меня, то я не давал к тому ни малейшего повода.

С гражданином я рассчитался, но вообще тенденция мне не нравится. Люди стали какими-то нервными и дают волю кулакам на ровном месте. Мне кажется это от отсутствия практики или же опыта исключительно одних побед. Кому хоть раз ломали нос, тот дважды подумает прежде чем начнет решать спор дракой.

В свое время мне не хотелось рассказывать эти истории, да и во втором случае требовалось убедиться, что все закончилось нормально. Смайл. Кроме того, требуется время, для того чтобы выкинуть возможный пафос и подойти к делу иронично. Ведь несмотря на весь идиотизм ситуации, я не стану скрывать что не жалею о том что раздал больше чем получил, евпочя.
И все же, я очень надеюсь, что судьба даст мне спокойно закончить все свои дела без новых вызовов. Почему-то как лотерею выиграть - так американская бабушка 98 лет, а как хулиганы - так Тыква-Горбушкин.

Чтобы немного убавить сиропа, расскажу о том как проиграл. Случилось это братцы давным-давно, я еще был скубентом и носил папку. Мы шли компанией, нарвались на компанию армян, нас было трое, их четверо, все качки, борцухи. В общем, значительное численное превосходство, война на два фронта и т.д.
Они дали нам отборнейших пиздюлей и это вся история.
Но бить лежачих не стали. Не было этих новомодных прыжков на тела, прочих ножей и т.п. добивания, как сейчас. Да, вот что значит христиане, а не мусульманские подонки.
Увы, притвориться лежачим я тогда не додумался, а так как продержался немного дольше остальных, то и досталось мне больше. Спустя пару лет я отомстил братскому армянскому народу: завел себе девушку из их рядов, а потом коварно бросил ее с ребенком.

Завершая тему драк и прочих разборок, добавлю, что трусоват, не люблю боли и имея возможность выбора - такого рода конфликтов всегда старался избегать. Но есть же пределы, за которые отступать нельзя, верно? В общем, мне бы не хотелось, чтобы этот текст был воспринят исключительно как похвальба - хотя элемент гордости за добро с кулаками в нем есть.
В конце концов, мне нечего стыдиться, я защищал слабых, утирал слезы обиженным и всегда только оборонялся. Ладно, к черту эти самокопания, с их пластами из характера, воспитания и общества. Давайте закончим на чем-то мирном.

Каждое лето я вижу чьи-то высеры о жирухах в лосинах, мешающих кому-то жить. Ок, у людей есть право негодовать - такие они сытые, бесполезные уебки.
Но - голосом Оберина Мартела - а как же мои желания, простите, права? Я тоже хочу ненавидеть на ровном месте!

Есть такой типаж девушек-женщин, который в моей классификации не имеет собственного названия и определяется исключительно по виду пятой точки, т.е. жопы.
Знаете, она у них такая - никакая. Вот, есть кости таза, а на них болтается какая-то парусина из джинс. И это пиздец, особенно когда я начинаю об этом думать. Вот как сейчас.

Это, значит, снять с ее одежду, а там, сука, какие-то кости и писька на натянутой коже. Блядь, со стороны, наверное, как раздавленный кузнечик.
Не то чтобы я их так ненавидел, что кушать не мог, но почему бы и нет? Только что (писаное сие было в мордокниге, неделю назад, курсив мой) шел позади такого существа в Чайках.

Немного подслушал, покуда не обогнал.

- Пиздец, короче эта программа, чтобы убрать фотки, если ты удачно вышла, а кто урод или задник плохой. дааа. я Хану ( sic! и я надеюсь, что это имя, а не титул) сказала - ты заебал, хочу восьмой айфон. это будет пиздато!

  • ЖАНРЫ 360
  • АВТОРЫ 263 627
  • КНИГИ 609 643
  • СЕРИИ 22 892
  • ПОЛЬЗОВАТЕЛИ 574 784

Милюков Павел Николаевич

Воспоминания (1859-1917) (Том 2)

1. ФИЗИОНОМИЯ ТРЕТЬЕЙ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ДУМЫ

Первая русская революция закончилась государственным переворотом 3 июня 1907 года: изданием нового избирательного "закона", который мы, кадеты, не хотели называть "законом", а называли "положением". Но провести логически это различие не было, однако, возможности: здесь не было грани. Если гранью считать манифест 17 октября, то "положением", а не "законом", были уже, в сущности, "основные законы", изданные перед самым созывом Первой Думы: это уже был первый "государственный переворот". Тогда и теперь победили силы старого порядка: неограниченная монархия и поместное дворянство. Тогда и теперь их победа была неполная, и борьба между старым, отживавшим правом и зародышами нового продолжалась и теперь, только к одной узде над народным представительством прибавлялась другая: классовой избирательный закон. Но и это было, опять, только перемирие, а не мир. Настоящие победители шли гораздо дальше: они стремились к полной реставрации.

Если борьбе суждено было продолжаться в том же направлении в порядке нисходящей кривой, то на этом новом этапе она должна была происходить между самими победителями. Равновесие между ними, достигнутое "положением" 3 июня, должно было оказаться временным. Так оно и случилось. Уже роль самого Столыпина в разгоне Второй Думы и в спешном проведении дворянского избирательного закона была диссонансом в победе правых. Для него переход от министерских комбинаций с "мирнообновленцами" к "союзу русского народа", покровительствуемому Двором, был уже слишком резок. В попытках создания собственной партии он унаследовал от гр. Витте союз с "октябристами", самое название которых уже было политической программой. И условием созыва Третьей Думы, естественно, явилось проведение этих его союзников в Думу в качестве ее руководителей и членов правительственного большинства. Но октябристы были группой, искусственно созданной при участии правительства. Даже по "положению" 3 июня они не могли быть избраны в достаточном количестве без обязательной поддержки более правых групп, тоже искусственно созданных на роли "монархических" партий (см. выше).

По положению 3 июня выборы оставались многостепенными, но количество выборщиков, посылавших депутатов в Государственную Думу на последней ступени, в губернских съездах было так распределено между различными социальными группами, чтобы дать перевес поместному дворянству (Каждые 230 земельных собственников посылали в это собрание одного выборщика, тогда как торгово-промышленный класс был представлен одним выборщиком на 1.000, средняя буржуазия - одним на 15.000, крестьяне - одним на 60.000 и рабочие - одним на 125.000 (Прим. автора).).

Так, с прибавкой из городов, были проведены в Думу 154 октябриста (из 442). Чтобы составить свое большинство, правительство своим непосредственным влиянием выделило из правых группу в 70 человек "умеренно-правых". Составилось неустойчивое большинство в 224. К ним пришлось присоединить менее связанных "националистов" (26) и уже совсем необузданных черносотенцев (50). Так создана была группа в 300 членов, готовых подчиняться велениям правительства и оправдывавших двойную кличку Третьей Думы: "барская" и "лакейская" Дума. Как видим, большинство это было искусственно создано и далеко не однородно. Если Гучков мог сказать, в первых же заседаниях Думы, что "тот государственный переворот, который совершен был нашим монархом, является установлением конституционного строя", то его обязательный союзник Балашов, лидер "умеренно-правых", тут же возразил: "Мы конституции не признаем и не подразумеваем под словами: "обновленный государственный строй". А другой лидер той же группы, гр. Вл. Бобринский получавший жалованье от правительства, заявил - более откровенно, - что "актом 3 июня самодержавный государь явил свое самодержавие". Другие платные депутаты на ролях скандалистов, Пуришкевич, П. Н. Крупенский, Марков 2-й, могли вести борьбу за полную реставрацию, опираясь на придворные круги и не считая себя ничем связанными. Сам Столыпин в интервью для правительственного официоза "Волга" заявил, что установленный строй есть "чисто-русское государственное устройство, отвечающее историческим преданиям и национальному духу", и что Думе ничего не удалось "урвать из царской власти". Общим лозунгом, приемлемым для всей этой части Думы, оставался лозунг Гучкова: лозунг "национализма" и "патриотизма".

Не было, однако, в этой Думе единства и в рядах побежденных, - хотя бы в той степени, в какой, с грехом пополам, оно все же сохранялось в двух первых Думах. Там мы могли считать, что в борьбе с самодержавием была побеждена вся "прогрессивная" Россия. Но теперь мы знали, что побежденных был не один, а двое. Если мы боролись против самодержавного права за конституционное право, то мы не могли не сознавать, что против нас стоял в этой борьбе еще один противник - революционное право. И мы не могли, по убеждению и по совести, не считать, что самое слово "право" принадлежит нам одним. "Право" и "закон" теперь оставались нашей специальной целью борьбы, несмотря ни на что. "Революция" сошла со сцены, но - навсегда ли? Ее представители стояли тут же, рядом. Могли ли мы считать их своими союзниками? Нашими союзниками, хотя бы и временными, они себя не считали. Их цели, их тактика были и оставались другие. После тяжелых уроков первых двух Дум с этим нельзя было не сообразоваться. Я говорил, что уже во Второй Думе конституционно-демократическая партия совершенно эмансипировалась от тех отношений "дружбы-вражды", которыми она считала себя связанной в Первой Думе. В Третьей Думе разъединение пошло еще дальше.

По самой идее Третьей Думы, в ней не должна была предполагаться наличность оппозиции. И на выборах правительство все сделало, чтобы ее не было. Избирательные коллегии тасовались так, чтобы надежные выборщики майоризировали ненадежных. Нежелательные элементы и не "легализированные" партии преследовались местными властями, не допускались к участию в выборах и т.д.

И, однако же, оппозиция проникла в Думу через ряд щелей и скважин, оставленных - как бы в предположении, что для полноты представительного органа какая-то оппозиция все же должна в нем присутствовать. Прежде всего, имелась на лицо целая партия, легализированная Столыпиным, но не связанная с правительством договором, вроде Гучковского: партия, назвавшая себя теперь "прогрессистами". Зерно ее составляли те "мирнообновленцы", из которых Столыпин выбирал когда-то кандидатов в министры. Они были конституционалистами неподдельными, и от времени до времени, уже в Думе поднимали вопрос об организации "конституционного центра". Но октябристам с ними было не по дороге, и скоро их потянуло в обратную сторону. К ним, напротив, стали присоединяться отдельные более последовательные политически октябристы, недовольные своими, но не желавшие все же леветь до кадетов. И фракция прогрессистов, единственная, уже в Думе возросла с 23 до 40 членов, оставаясь тем более рыхлой, неопределенной и недисциплинированной. Ход событий постепенно сблизил ее с кадетами; но это лишь развивало в ней стремление сохранить свою независимость и самостоятельность. В результате, от времени до времени, от них, как я уже замечал раньше, можно было ждать политических сюрпризов - вплоть до желания "перескочить" через к.д. влево.

Роль настоящей оппозиции, идейно-устойчивой и хорошо организованной, при таком положении сохранилась за партией Народной свободы. Самый способ выборов делал фракцию партии естественным рупором общественного мнения. В пяти главных городах России (Москве, Петербурге, Киеве, Одессе, Риге) не только сохранились прямые выборы, но положение 3 июня даже расширило избирательное право на квартиронанимателей. Правда, и тут избиратели были распределены неравномерно между двумя куриями: в первую были включены очень немногочисленные крупные плательщики налога (Владельцы более крупных недвижимых имуществ и торгово-промышленных предприятий. (Примеч. ред.).), тогда как во вторую входила остальная масса, владевшая сравнительно умеренным квартирным цензом.


ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

Последние отзывы

Ангел

Незнакомец в моих объятиях



Мне очень понравилось. Советую.
>>>>>

Содержание Шрифт Запомнить

Александр Исаевич Солженицын

ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЕ ФЕВРАЛЯ, ЧЕТВЕРГ

В замкнутой тихости Царского Села Николай провёл шестьдесят шесть дней подле Аликс, своим присутствием смягчая ей безмерное горе потери. (К счастью, зимнее затишье на фронте позволяло такую отлучку из Ставки).

От тревожной, мятущейся, убитой горем Аликс передалось и Николаю ощущение наступившей полосы бед и несчастий, которых сразу не изживёшь.

И ещё одна беда – что смерть несчастного легла чертой размолвки между ним и Аликс. Они и всегда по-разному видели Григория, его суть, значение, степень его мудрости, но щадя чувство и веру Аликс, Николай никогда не настаивал на своём. А теперь – не могла Аликс отпустить мужу, что он не предал убийц суду.

Когда 17 декабря в Ставке во время военного совета с главнокомандующими о плане кампании Семнадцатого года Государю подали телеграмму об исчезновении и возможной смерти Распутина – он, грешным образом, внутренне даже скорей облегчился: столько накопилось вокруг злобы, уже устал он слушать эту череду предупреждений, разоблачений, сплетен, – и вдруг объект общественной ненависти сам собой фаталистически исчезал, без того, чтобы Государю надо было предпринять какое-либо усилие или мучительный разговор с Аликс. Всё отпадало – само собой.

Простодушно же он настроился! Не представлял он, что почти тотчас ему придётся покидать и тот военный совет, столь долго устроявшийся, и Ставку – и мчаться к Аликс на целых два месяца – и заслужить град упрёков: что это – он своим равнодушием к судьбе избавителя-старца довёл до самой возможности такого убийства, а затем – и не желает наказывать убийц.

Да он и сам через полдня уже стыдился, что мог испытать облегчение от смерти человека.

И действительно: убийство было как убийство, долгая травля и злые языки перешли в яд и пистолетные выстрелы, – и не было никаких смягчающих обстоятельств, почему бы не судить. Но то, что жало укола выдвинулось из самой близи, из великокняжеской среды и даже от Дмитрия, мягкого, нежного, взращённого почти как сын, любимого и балуемого (берёг его при Ставке, не посылал в полк), – обессиливало Государя. Чем невыразимей и родственней была обида – тем бессильней он был ответить.

Кто из монархов так попадал? Лишь отдалённый, немой, незримый православный народ был ему опорой. А все сферы ближние – образованные и безбожные – были враждебны, и даже среди государственных людей и слуг правительства проявлялось так мало рачительных о деле и честных.

И разительна была враждебность внутри самой династии: все ненавидели Аликс. Николаша с сестрами-черногорками – уже давно. Но – и Мама была против неё всегда. Но – и Елизавета, родная сестра Аликс. И уж конечно лютеранка тётя Михен не прощала Аликс ревностного православия, а по болезни наследника так и готовилась, чтобы престол захватили её сыновья, или Кирилл или Борис. И затем проявившаяся этой осенью и зимой вереница разоблачителей из великих князей и княгинь, с редкой наглостью наставляющих императорскую чету, как им быть, – и даже Сандро, тесный друг юности когда-то. Сандро договорился до того, что само правительство приближает революцию, а нужно правительство, угодное Думе. Что будто все классы враждебны политике трона, и народ верит клеветам, а царская чета не имеет права увлекать и своих родственников в пропасть. Вторил ему и его брат Георгий: если не будет создано правительство, ответственное перед Думой, мы все погибли. О себе и думают великие князья. Когда им плохо, они уезжают в Биарриц, в Канны. Император лишён такой возможности.

Теперь стыдно было перед Россией, что руки государевых родственников обагрены кровью мужика. Но и так душило круговое династическое осуждение, что в груди не изыскивалось твёрдости – ответить судебным ударом. И Мама просила – не возбуждать следствия. Николай не мог найти в себе безжалостной воли – преследовать их сурово по закону. Да при сложившихся сплетнях всякое нормальное судебное действие могло быть истолковано как личная месть. И всего лишь, что Николай решился сделать: определил ссылку Юсупову в его имение, Дмитрию – в Персию, а Пуришкевичу – даже ничего и не осталось, уехал со своим санитарным поездом на фронт. И даже эта мягкая мера была встречена бунтом династии, враждебным коллективным письмом всей великокняжеской большой семьи, а Сандро приехал и прямо кричал на Государя, чтобы дело об убийстве прекратить.

НАСТРОЙКИ.





СОДЕРЖАНИЕ.

СОДЕРЖАНИЕ


  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • » .
  • 87

Милюков Павел Николаевич

Воспоминания (1859-1917) (Том 2)

1. ФИЗИОНОМИЯ ТРЕТЬЕЙ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ДУМЫ

Первая русская революция закончилась государственным переворотом 3 июня 1907 года: изданием нового избирательного 'закона', который мы, кадеты, не хотели называть 'законом', а называли 'положением'. Но провести логически это различие не было, однако, возможности: здесь не было грани. Если гранью считать манифест 17 октября, то 'положением', а не 'законом', были уже, в сущности, 'основные законы', изданные перед самым созывом Первой Думы: это уже был первый 'государственный переворот'. Тогда и теперь победили силы старого порядка: неограниченная монархия и поместное дворянство. Тогда и теперь их победа была неполная, и борьба между старым, отживавшим правом и зародышами нового продолжалась и теперь, только к одной узде над народным представительством прибавлялась другая: классовой избирательный закон. Но и это было, опять, только перемирие, а не мир. Настоящие победители шли гораздо дальше: они стремились к полной реставрации.

Если борьбе суждено было продолжаться в том же направлении в порядке нисходящей кривой, то на этом новом этапе она должна была происходить между самими победителями. Равновесие между ними, достигнутое 'положением' 3 июня, должно было оказаться временным. Так оно и случилось. Уже роль самого Столыпина в разгоне Второй Думы и в спешном проведении дворянского избирательного закона была диссонансом в победе правых. Для него переход от министерских комбинаций с 'мирнообновленцами' к 'союзу русского народа', покровительствуемому Двором, был уже слишком резок. В попытках создания собственной партии он унаследовал от гр. Витте союз с 'октябристами', самое название которых уже было политической программой. И условием созыва Третьей Думы, естественно, явилось проведение этих его союзников в Думу в качестве ее руководителей и членов правительственного большинства. Но октябристы были группой, искусственно созданной при участии правительства. Даже по 'положению' 3 июня они не могли быть избраны в достаточном количестве без обязательной поддержки более правых групп, тоже искусственно созданных на роли 'монархических' партий (см. выше).

По положению 3 июня выборы оставались многостепенными, но количество выборщиков, посылавших депутатов в Государственную Думу на последней ступени, в губернских съездах было так распределено между различными социальными группами, чтобы дать перевес поместному дворянству (Каждые 230 земельных собственников посылали в это собрание одного выборщика, тогда как торгово-промышленный класс был представлен одним выборщиком на 1.000, средняя буржуазия - одним на 15.000, крестьяне - одним на 60.000 и рабочие - одним на 125.000 (Прим. автора).).

Так, с прибавкой из городов, были проведены в Думу 154 октябриста (из 442). Чтобы составить свое большинство, правительство своим непосредственным влиянием выделило из правых группу в 70 человек 'умеренно-правых'. Составилось неустойчивое большинство в 224. К ним пришлось присоединить менее связанных 'националистов' (26) и уже совсем необузданных черносотенцев (50). Так создана была группа в 300 членов, готовых подчиняться велениям правительства и оправдывавших двойную кличку Третьей Думы: 'барская' и 'лакейская' Дума. Как видим, большинство это было искусственно создано и далеко не однородно. Если Гучков мог сказать, в первых же заседаниях Думы, что 'тот государственный переворот, который совершен был нашим монархом, является установлением конституционного строя', то его обязательный союзник Балашов, лидер 'умеренно-правых', тут же возразил: 'Мы конституции не признаем и не подразумеваем под словами: 'обновленный государственный строй'. А другой лидер той же группы, гр. Вл. Бобринский получавший жалованье от правительства, заявил - более откровенно, - что 'актом 3 июня самодержавный государь явил свое самодержавие'. Другие платные депутаты на ролях скандалистов, Пуришкевич, П. Н. Крупенский, Марков 2-й, могли вести борьбу за полную реставрацию, опираясь на придворные круги и не считая себя ничем связанными. Сам Столыпин в интервью для правительственного официоза 'Волга' заявил, что установленный строй есть 'чисто-русское государственное устройство, отвечающее историческим преданиям и национальному духу', и что Думе ничего не удалось 'урвать из царской власти'. Общим лозунгом, приемлемым для всей этой части Думы, оставался лозунг Гучкова: лозунг 'национализма' и 'патриотизма'.

Не было, однако, в этой Думе единства и в рядах побежденных, - хотя бы в той степени, в какой, с грехом пополам, оно все же сохранялось в двух первых Думах. Там мы могли считать, что в борьбе с самодержавием была побеждена вся 'прогрессивная' Россия. Но теперь мы знали, что побежденных был не один, а двое. Если мы боролись против самодержавного права за конституционное право, то мы не могли не сознавать, что против нас стоял в этой борьбе еще один противник - революционное право. И мы не могли, по убеждению и по совести, не считать, что самое слово 'право' принадлежит нам одним. 'Право' и 'закон' теперь оставались нашей специальной целью борьбы, несмотря ни на что. 'Революция' сошла со сцены, но - навсегда ли? Ее представители стояли тут же, рядом. Могли ли мы считать их своими союзниками? Нашими союзниками, хотя бы и временными, они себя не считали. Их цели, их тактика были и оставались другие. После тяжелых уроков первых двух Дум с этим нельзя было не сообразоваться. Я говорил, что уже во Второй Думе конституционно-демократическая партия совершенно эмансипировалась от тех отношений 'дружбы-вражды', которыми она считала себя связанной в Первой Думе. В Третьей Думе разъединение пошло еще дальше.

По самой идее Третьей Думы, в ней не должна была предполагаться наличность оппозиции. И на выборах правительство все сделало, чтобы ее не было. Избирательные коллегии тасовались так, чтобы надежные выборщики майоризировали ненадежных. Нежелательные элементы и не 'легализированные' партии преследовались местными властями, не допускались к участию в выборах и т.д.

И, однако же, оппозиция проникла в Думу через ряд щелей и скважин, оставленных - как бы в предположении, что для полноты представительного органа какая-то оппозиция все же должна в нем присутствовать. Прежде всего, имелась на лицо целая партия, легализированная Столыпиным, но не связанная с правительством договором, вроде Гучковского: партия, назвавшая себя теперь 'прогрессистами'. Зерно ее составляли те 'мирнообновленцы', из которых Столыпин выбирал когда-то кандидатов в министры. Они были конституционалистами неподдельными, и от времени до времени, уже в Думе поднимали вопрос об организации 'конституционного центра'. Но октябристам с ними было не по дороге, и скоро их потянуло в обратную сторону. К ним, напротив, стали присоединяться отдельные более последовательные политически октябристы, недовольные своими, но не желавшие все же леветь до кадетов. И фракция прогрессистов, единственная, уже в Думе возросла с 23 до 40 членов, оставаясь тем более рыхлой, неопределенной и недисциплинированной. Ход событий постепенно сблизил ее с кадетами; но это лишь развивало в ней стремление сохранить свою независимость и самостоятельность. В результате, от времени до времени, от них, как я уже замечал раньше, можно было ждать политических сюрпризов - вплоть до желания 'перескочить' через к.д. влево.

Роль настоящей оппозиции, идейно-устойчивой и хорошо организованной, при таком положении сохранилась за партией Народной свободы. Самый способ выборов делал фракцию партии естественным рупором общественного мнения. В пяти главных городах России (Москве, Петербурге, Киеве, Одессе, Риге) не только сохранились прямые выборы, но положение 3 июня даже расширило избирательное право на квартиронанимателей. Правда, и тут избиратели были распределены неравномерно между двумя куриями: в первую были включены очень немногочисленные крупные плательщики налога (Владельцы более крупных недвижимых имуществ и торгово-промышленных предприятий. (Примеч. ред.).), тогда как во вторую входила остальная масса, владевшая сравнительно умеренным квартирным цензом.

Читайте также: