Бататовая каша в кратком содержании

Давным-давно среди самураев регента Мотоцунэ Фудзивара служил некий неприглядный и жалкий человечек, исполнявший какие-то несложные обязанности. Все относились к нему неуважительно: и сослуживцы, и слуги. Его окружало всеобщее презрение, жил он поистине собачьей жизнью. Одежда у него была старая, поношенная, меч подержанный до крайности.

Однако, у героя рассказа, человека, рожденного для всеобщего презрения, было одно страстное желание: он хотел до отвала наесться бататовой каши. Это сладкое блюдо подавали к императорскому столу, а человеку более низкого звания на ежегодных приемах лакомства доставалось немного.

Однажды второго января в резиденции регента состоялся ежегодное торжественное пиршество. Остатки еды отдали самураям. Была там и бататовая каша. Но на этот раз её было особенно мало. И потому герою казалось, что каша должна быть особенно вкусной. Так и не поевши её как следует, он проговорил, ни к кому не обращаясь:

— Хотел бы я знать, придется ли мне когда-нибудь поесть её вволю? — И со вздохом добавил: — Да где там, простого самурая бататовой кашей не кормят…

И тут засмеялся Тосихито Фудзивара, телохранитель регента Мотоцунэ, мощный, широкоплечий мужчина огромного роста. Он был уже изрядно пьян.

— Если хочешь, я накормлю тебя до отвала.

Безымянный герой этой истории, не веря своему счастью, согласился и спустя несколько дней поехал вместе с Тосихито Фудзивара к себе в имение.

— Даже звери служат Тосихито! — Сказал могучий самурай.

Пока приехавшие отдыхали, слуги собрали огромное количество батата, а утром наварили несколько больших котлов бататовой каши. И пока проснувшийся бедный самурай смотрел на то, как готовят такую пропасть вкусности и думал, что он специально тащился сюда из столицы, для того чтобы есть эту самую бататовую кашу, его аппетит уменьшился наполовину.

Через час за завтраком ему предложили серебряный котелок, до краев наполненный бататовой кашей.

— Тебе не приходилось поесть всласть бататовой каши, — сказали ему хозяева — Приступай же без стеснения.

Однако, у героя рассказа, человека, рождённого для всеобщего презрения, было одно страстное желание: он хотел до отвала наесться бататовой каши. Это сладкое блюдо подавали к императорскому столу, а человеку более низкого звания на ежегодных приёмах лакомства доставалось немного.

Однажды второго января в резиденции регента состоялся ежегодное торжественное пиршество. Остатки еды отдали самураям. Была там и бататовая каша. Но на этот раз её было особенно мало. И потому герою казалось, что каша должна быть особенно вкусной. Так и не поевши её как следует, он проговорил, ни к кому не обращаясь:

— Хотел бы я знать, придётся ли мне когда-нибудь поесть её вволю? — И со вздохом добавил: — Да где там, простого самурая бататовой кашей не кормят.

И тут засмеялся Тосихито Фудзивара, телохранитель регента Мотоцунэ, мощный, широкоплечий мужчина огромного роста. Он был уже изрядно пьян.

— Если хочешь, я накормлю тебя до отвала.

Безымянный герой этой истории, не веря своему счастью, согласился и спустя несколько дней поехал вместе с Тосихито Фудзивара к себе в имение.

— Даже звери служат Тосихито! — Сказал могучий самурай.

Пока приехавшие отдыхали, слуги собрали огромное количество батата, а утром наварили несколько больших котлов бататовой каши. И пока проснувшийся бедный самурай смотрел на то, как готовят такую пропасть вкусности и думал, что он специально тащился сюда из столицы, для того чтобы есть эту самую бататовую кашу, его аппетит уменьшился наполовину.

Через час за завтраком ему предложили серебряный котелок, до краёв наполненный бататовой кашей.

— Тебе не приходилось поесть всласть бататовой каши, — сказали ему хозяева — Приступай же без стеснения.

Перед ним поставили ещё несколько серебряных котелков с бататовой кашей, но он через силу одолел только один. И тут появилась вчерашняя лиса-посланица и по приказу Тосихито ей тоже дали каши. Глядя на лису, лакающую бататовую кашу, сытый бедняга с грустью подумал, каким счастливым он был, лелея свою мечту до отвала наесться бататовой каши. И от сознания, что больше никогда в жизни он не возьмёт в рот эту бататовую кашу, на него снизошло успокоение.

Оцените пересказ 🙏

Мы смотрим на ваши оценки и понимаем, какие пересказы вам нравятся, а какие надо переписать. Пожалуйста, оцените пересказ:

Что скажете о пересказе?

Что было непонятно? Нашли ошибку в тексте? Есть идеи, как лучше пересказать эту книгу? Пожалуйста, пишите. Сделаем пересказы более понятными, грамотными и интересными.

Когда-то давно среди самураев Фудзивара Мотоцунэ служил один жалкий и неприглядный человек, который исполнял простые обязанности. К нему все относились без уважения, включая сослуживцев и слуг. Всеобщее презрение окружало его, и жил он действительно как собака. Он ходил в поношенной, старой одежде с подержанным до крайности мечом.
Но у этого героя, который был рождён для общественного презрения, было одно пламенное и заветное желание: он жаждал наесться до отвала бататовой каши. Такое сладкое блюдо подавали на стол только императорам, а людям более низким по званию доставалось лакомства на ежегодном приёме совсем чуть-чуть.

В условленном месте на следующий день их встретили слуги. Под сёдлами, как и было приказано, находились двое лошадей. Седовласый слуга сказал о том, что поздно ночью вчера хозяйка внезапно лишилась сознания и сказала в беспамятстве о том, что она якобы лиса из Сакамото. Она попросила их приблизиться к ней и хорошо послушать, поскольку она передает нам то, что сегодня сказал ей хозяин.
Когда все были собраны, хозяйка сообщила о том, что хозяин вдруг хочет пригласить к себе домой гостя. Необходимо, чтобы завтра вы выслали ему навстречу людей и под сёдлами двух коней. После этого она погрузилась в глубокий сон, из которого не выходит и поныне.
Могучий самурай сказал о том, что даже звери повелевают Тосихито.

Перед ним были поставлены ещё перу котелков из серебра с бататовой кашей, однако он через силу смог одолеть только один котел. В этот момент откуда ни возьмись является вчерашняя лиса. Тосихито отдает ей приказ есть кашу. Теперь наш сытый герой смотрит с грустью на лису, которая лакала эту бататовую кашу, и думает о том, каким же он был счастливым, когда лелеял свою мечту вдоволь наесться этой самой каши. Теперь он успокоился, ведь понимал, что больше никогда в жизни он не сможет взять в рот эту кашу.

- Папa! - cказал Саша. - Mне скучно!
Знакомая песенка! Значит, мой сынуля хочет, чтобы ему прочли сказку. Сам он читать уже может, но ленится.
Сказки - на книжной полке. По пути к ярко раскрашенному, любимому Сашей "Винни-Пуху" взгляд мой останавливается на взрослой книжке. И я решаюсь на лихой педагогический эксперимент. Я рассказываю семилетнему Саньчику краткое содержание новеллы Акутагавы о бататовой каше. А после не торопясь, продираясь сквозь японские реалии и фамилии, читаю о том, как знатно пошутил один богатый самурай над другим, бедным. У бедняка и мечтаний-то было - наесться сладкой бататовой каши, которой ему всегда доставалось чуть-чуть. И вот повез богач замухрышку в
свое имение и велел сварить только для него огромный котел вожделенной каши. "Ешь до отвала!" - сказал он. Отвал произошел на четвертой или пятой тарелке. Гость с отвращением смотрел на прежде лакомое блюдо. А хозяин смеялся над ним.
Конец у истории грустный. Не было у бедняги иных заветных желаний, кроме каши из батата. Он потерял смысл жизни и повесился. Нельзя, чтобы цель жизни была столь мизерна. И плохо, если все желания исполняются. Я растолковываю это своему головастому первокласнику.
- Ну, понял? - спрашиваю его.
- А что такое батат?
Я объясняю, что это овощ такой, вроде картошки.
- Папа, - прерывает мои объяснения Санька, - я придумал. Пойдем кататься на санках.
За окном валит снег.

- Папа! - говорит Саша - Мне скучно!
Винни-Пух упакован в ящик и едет в Бердянск. Или, может, уже подплывает на корабле к Ашдоду.
А мы с Санькой и мамой, разглядывая красные холмы Иудейской пустыни, идем в супер.
В супере много жратвы и питья. Но мы уже привыкли не замечать на забитых полках товары, которые не влезают в нашу тощую корзинку абсорбции.
- Смотри, редька! - говорит мама. - Да какая крупная! Стоит дороговато, но зато надолго хватит.
Я сомневаюсь, растет ли в здешнем климате еще и редька, а Александрик в стороне тоскливо смотрит на аппетитные бананы. Шершавым ивритом русских олимов мы спрашиваем у продавца, что за фрукт у нас в руках - редька или же редиска.
-Батат! - Санька уже рядом и тоже хочет посмотреть. Батат розов, вытянут и чуть-чуть в песке. Он совсем не похож ни на картошку, ни на банан. Сынуля вздыхает разочарованно и вдруг вспоминает прошлогодним снегом засыпанную историю из взрослой книжки:
- Я знаю! Из него можно сделать сладкую кашу! Хочу бататовую кашу!
Но не получит он сегодня бататовой каши. Во-первых, мама сказала, что дорог батат. А во-вторых она не знает, как делать бататовую кашу. Но этого мама, конечно, не сказала.

Все же она навела справки. Оказалось, каша из батата вкусная, а главное, не много нужно овоща для этой каши. Мама решила освоить новый продукт.
-Бататики! - обрадовался Саша, когда мама вытащила их из сумки. - Мои любименькие!
Он собственноручно вымыл бататы. Мама их очистила и положила в кастрюльку. Санька через каждые пять минут подбегал к плите и смотрел, не сварились ли?
- Саша, - спросил я его, - откуда такая любовь к бататам? Ты же их никогда не ел. Может, невкусная будет эта бататовая каша.
- Вот именно, - неодобрительно кивает головой бабушка, - потратили шекели неизвестно на что!
Бабушка - известный консерватор.
- Сладкая картошка! Я пробовала во время войны сладкую картошку, мороженную. Не приведи Господи второй раз.
Главный кок - мама - решительно пресекает бунт на камбузе:
- Она вкусная и питательная!
Наш милый восьмилетний кулинар прибегает к испытанным авторитетам:
- Мамочка правильно говорит. Банановая каша - самое вкусное и питательное блюдо в мире.
Никто не заметил его оговорки. А следовало бы! Бабушка ворчит, ретируясь:
- Купили бы лучше простой картошки. Тоже вкусно и питательно.
За обедом она сказала:
- Ни за что не буду есть эту вашу бататовую кашу!
А Санька прибежал к столу всех раньше. Даже руки вымыл без напоминания.

Каша оказалась совсем не пищей богов. Была она оранжевая и непривычная на вкус. Она не оказалась сладкой, как того ожидал мой сынуля и совсем не пахла бананами.
Санька разочарованно скривился и отодвинул тарелку.
- Доедай! - прикрикнула мама.
Саша приготовился зарыдать. Чтоб спасти внука, бабушка стойко доела кашу. А после сказала:
- Мне понравилось. Я думала, будет хуже.
- Замечательное блюдо, - мама горда своим кулинарным исскуством, - и совсем не дорогое.
Кажется, в нашем меню появится новое блюдо. Санька предчувствует это и хнычет:
- Ненавижу бататы!
Он с надеждой глядит на меня. Вдруг я скажу, что невкусная эта каша, и не надо больше ее готовить.
А я еще не распробовал.

Давным-давно среди самураев регента Мотоцунэ Фудзивара служил некий неприглядный и жалкий человечек, исполнявший какие-то несложные обязанности. Все относились к нему неуважительно: и сослуживцы, и слуги. Его окружало всеобщее презрение, жил он поистине собачьей жизнью. Одежда у него была старая, поношенная, меч подержанный до крайности.
Однако, у героя рассказа, человека, рожденного для всеобщего презрения, было одно страстное желание: он хотел до отвала наесться бататовой каши. Это сладкое блюдо подавали к императорскому столу, а человеку более низкого звания на ежегодных приемах лакомства доставалось немного.
Однажды второго января в резиденции регента состоялся ежегодное торжественное пиршество. Остатки еды отдали самураям. Была там и бататовая каша. Но на этот раз ее было особенно мало. И потому герою казалось, что каша должна быть особенно вкусной. Так и не поевши ее как следует, он проговорил, ни к кому не обращаясь:
- Хотел бы я знать, придется ли мне когда-нибудь поесть ее вволю? - И со вздохом добавил: - Да где там, простого самурая бататовой кашей не кормят.
И тут засмеялся Тосихито Фудзивара, телохранитель регента Мотоцунэ, мощный, широкоплечий мужчина огромного роста. Он был уже изрядно пьян.
- Если хочешь, я накормлю тебя до отвала.
Безымянный герой этой истории, не веря своему счастью, согласился и спустя несколько дней поехал вместе с Тосихито Фудзивара к себе в имение.
Ехали очень долго. Герой рассказа обязательно повернул бы назад, если бы не надежда "нажраться бататовой каши". По пути Тосихито загнал и поймал лису и напыщенным тоном велел ей: "Нынче же ночью явишься ты в мое поместье и скажешь, что я вознамерился пригласить к себе гостя. Пусть завтра вышлют мне навстречу людей и двух коней под седлами" С последним словом он разок встряхнул лису и зашвырнул ее далеко в заросли кустарника. Лиса убежала. На следующий день в условленном месте путников встретили слуги с двумя конями под седлами. Седой слуга рассказал, что вчера поздно ночью хозяйка неожиданно потеряла сознание и в беспамятстве сказала: "Я - лиса из Сакамото. Приблизьтесь и хорошенько слушайте, я передаю вам то, что сказал сегодня господин". Когда все собрались, госпожа соизволила сказать такие слова: "Господин вознамерился вдруг пригласить к себе гостя. Завтра вышлите ему навстречу людей, да с ними пригоните двух коней под седлами". А затем погрузилась в сон. Она спит до сих пор. - Даже звери служат Тосихито! - Сказал могучий самурай. Пока приехавшие отдыхали, слуги собрали огромное количество батата, а утром наварили несколько больших котлов бататовой каши. И пока проснувшийся бедный самурай смотрел на то, как готовят такую пропасть вкусности и думал, что он специально тащился сюда из столицы, для того чтобы есть эту самую бататовую кашу, его аппетит уменьшился наполовину. Через час за завтраком ему предложили серебряный котелок, до краев наполненный бататовой кашей. - Тебе не приходилось поесть всласть бататовой каши, - сказали ему хозяева - Приступай же без стеснения. Перед ним поставили еще несколько серебряных котелков с бататовой кашей, но он через силу одолел только один. И тут появилась вчерашняя лиса-посланица и по приказу Тосихито ей тоже дали каши. Глядя на лису, лакающую бататовую кашу, сытый бедняга с грустью подумал, каким счастливым он был, лелея свою мечту до отвала наесться бататовой каши. И от сознания, что больше никогда в жизни он не возьмет в рот эту бататовую кашу, на него снизошло успокоение.


  • 80
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5

Рюноскэ Акутагава - Бататовая каша краткое содержание

"Он читал Анатоля Франса, подложив под голову благоухающий ароматом роз скептицизм. Он не заметил, что в этой подушке завелся кентавр".

"Темно-синие ивы, темно-синий мост, темно-синие лачуги, темно-синяя вода, темно-синие рыбаки, темно-синие тростники и мискант. И вот все это погрузилось на дно почти черной синевы, а тут вверх взмываете вы, три белых цапли. "

"Я сочувствую любому духу протеста в искусстве. Даже если он направлен против меня".

Эти три цитаты из написанного Акутагава Рюноскэ (1892-1927) взяты почти наугад - выбраны тем же образом, каким гадают по книге стихов. Но, вероятно, и этого довольно, чтобы понять, почему переводы именно его рассказов открыли в России новую эпоху - эпоху пристрастного и вдохновенного чтения современной японской прозы.

Бататовая каша - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)

Было это в конце годов Гэнкэй, а может быть, в начале правления Нинна. Точное время для нашего повествования роли не играет. Читателю достаточно знать, что случилось это в седую старину, именуемую Хэйанским периодом… И служил среди самураев регента Мотоцунэ Фудзивара некий гои.

Хотелось бы привести, как полагается, его настоящее имя, но в старинных хрониках оно, к сожалению, не упомянуто. Вероятно, это был слишком заурядный человек, чтобы стоило о нем упоминать. Вообще следует сказать, что авторы старинных хроник не слишком интересовались заурядными людьми и обыкновенными событиями. В этом отношении они разительно отличаются от японских писателей-натуралистов. Романисты Хэйанской эпохи, как это ни странно, не такие лентяи… Одним словом, служил среди самураев регента Мотоцунэ Фудзивара некий гои, и он-то и является героем нашей повести.

Это был человек чрезвычайно неприглядной наружности. Начать с того, что он был маленького роста. Нос красный, внешние углы глаз опущены. Усы, разумеется, реденькие. Щеки впалые, поэтому подбородок кажется совсем крошечным. Губы… Но если вдаваться в такие подробности, этому конца не будет. Коротко говоря, внешний вид у нашего гои был на редкость затрапезный.

Никто не знал, когда и каким образом этот человек попал на службу к Мотоцунэ. Достоверно было только, что он с весьма давнего времени ежедневно и неутомимо отправляет одни и те же обязанности, всегда в одном и том же выцветшем суйкане и в одной и той же измятой шапке эбоси. И вот результат: кто бы с ним ни встречался, никому и в голову не приходило, что этот человек был когда-то молодым. (В описываемое время гои перевалило за сорок.) Всем казалось, будто сквозняки на перекрестках Судзяку надули ему этот красный простуженный нос и символические усы с самого дня его появления на свет. В это бессознательно верили поголовно все, и, начиная от самого господина Мотоцунэ и до последнего пастушонка, никто в этом не сомневался.

О том, как окружающие обращались с человеком подобной наружности, не стоило бы, пожалуй, и писать. В самурайских казармах на гои обращали не больше внимания, чем на муху. Даже его подчиненные – а их, со званием и без званий, было около двух десятков – относились к нему с удивительной холодностью и равнодушием. Не было случая, чтобы они прервали свою болтовню, когда он им что-нибудь приказывал. Наверное, фигура гои так же мало застила им зрение, как воздух. И если уж так вели себя подчиненные, то старшие по должности, всякие там домоправители и начальствующие в казармах, согласно всем законам природы вообще решительно отказывались его замечать. Скрывая под маской ледяного равнодушия свою детскую и бессмысленную к нему враждебность, они при необходимости сказать ему что-либо обходились исключительно жестами. Но люди обладают даром речи не случайно. Естественно, время от времени возникали обстоятельства, когда объясниться жестами не удавалось. Необходимость прибегать к словам относилась целиком на счет его умственной недостаточности. В подобных случаях они неизменно оглядывали его сверху донизу, от верхушки измятой шапки эбоси до продранных соломенных дзори, затем оглядывали снизу доверху, а затем, презрительно фыркнув, поворачивались спиной. Впрочем, гои никогда не сердился. Он был настолько лишен самолюбия и так робок, что просто не ощущал несправедливость как несправедливость.

Самураи же, равные ему по положению, всячески издевались над ним. Старики, потешаясь над его невыигрышной внешностью, мусолили застарелые остроты, молодые тоже не отставали, упражняя свои способности в так называемых экспромтах все в тот же адрес. Прямо при гои они без устали обсуждали его нос и его усы, его шапку и его суйкан. Частенько предметом обсуждения становились его сожительница, толстогубая дама, с которой он разошелся несколько лет назад, а также пьяница-бонза, по слухам, бывший с ней в связи. Временами они позволяли себе весьма жестокие шутки. Перечислить их все просто не представляется возможным, но, если мы упомянем здесь, как они выпивали из его фляги сакэ и затем мочились туда, читатель легко представит себе остальное.

Тем не менее гои оставался совершенно нечувствителен к этим проделкам. Во всяком случае, казался нечувствительным. Что бы ему ни говорили, у него не менялось даже выражение лица. Он только молча поглаживал свои знаменитые усы и продолжал заниматься своим делом. Лишь когда издевательства переходили все пределы, например, когда ему к узлу волос на макушке прицепляли клочки бумаги или привязывали к ножнам его меча соломенные дзори, тогда он странно морщил лицо – то ли от плача, то ли от смеха – и говорил:

– Что уж вы, право, нельзя же так…

Но так обстояло дело с одним-единственным человеком. За этим исключением гои окружало всеобщее презрение, и он жил поистине собачьей жизнью. Начать с того, что он не имел никакой приличной одежды. У него были один-единственный серо-голубой суйкан и одна-единственная пара штанов сасинуки того же цвета, однако вылиняло все это до такой степени, что определить первоначальный цвет было уже невозможно. Суйкан еще держался, у него только слегка обвисли плечи и странную расцветку приняли шнуры и вышивка, только и всего, но вот что касается штанов, то на коленях они были в беспримерно плачевном состоянии. Гои не носил нижних хакама, сквозь дыры проглядывали худые ноги, и вид его вызывал брезгливость не только у злых обитателей казармы: словно смотришь на тощего быка, влачащего телегу с тощим дворянином. Меч он имел тоже до крайности подержанный: рукоять едва держалась, лак на ножнах весь облупился. И недаром, когда он плелся по улице со своим красным носом, на своих кривых ногах, волоча соломенные дзори, горбясь еще более обычного под холодным зимним небом и бросая по сторонам просительные взгляды, все задевали и дразнили его. Даже уличные разносчики, бывало и такое.

Давным-давно среди самураев регента Мотоцунэ Фудзивара служил некий неприглядный и жалкий человечек,исполнявший какие-то несложные обязанности. Все относились к нему неуважительно:и сослуживцы, и слуги. Его окружало всеобщее презрение, жил он поистине собачьей жизнью.Одежда у него была старая, поношенная, меч подержанный до крайности.Однако, у героя рассказа, человека, рожденного для всеобщего презрения, было одно страстноежелание. Он хотел до отвала наесться бататовой каши. Это сладкое блюдо подавалик императорскому столу, а человеку более низкого звания на ежегодных приемах лакомствадоставалось немного.Однажды второго января в резиденции регента состоялся ежегодное торжественное пиршество.Остатки еды отдали самураям.

И тут появилась вчерашняя лиса-посланица и по приказу Тосихитоей тоже дали каши. Глядя на лису, лакающую бататовую кашу, сытый бедняга с грустью подумал,каким счастливым он был, лелея свою мечту до отвала наесться бататовой каши.И от сознания, что больше никогда в жизни он не возьмет в рот эту бататовую кашу,на него снизошло успокоение..

Все в тающей дымке:Холмы, перелески.Здесь краски не яркиИ звуки не резки.Здесь медленны реки,Туманны озеры,И все ускользаетОт беглого взора.Здесь мало увидеть,Здесь нужно всмотреться,Чтоб ясной любовьюНаполнилось сердце.Здесь мало услышать,Здесь вслушаться нужно,Чтоб в душу созвучьяНахлынули дружно.Чтоб вдруг отразилиПрозрачные водыВсю прелесть застенчивой. ..

Америка относительно недалекого будущего, какой она виделась автору в начале пятидесятых годов,когда и писался этот роман-антиутопия.Тридцатилетний Гай Монтэг — пожарник. Впрочем, в эти новейшие времена пожарные команды несражаются с огнем. Совсем даже наоборот. Их задача отыскивать книги и предавать огню их, а такжедома тех, кто осмелился держать в них такую крамолу. Вот уже десять лет Монтэг исправно выполняетсвои обязанности, не задумываясь о смысле и причинах такого книгоненавистничества.Вст..

Новелла представляет собой разные версии одного и того же события, высказанные разнымилюдьми.Дровосек рассказал на допросе, что он нашел труп мужчины в роще под горой,где растет бамбук вперемежку с молоденькими криптомериями. Мужчина лежал на спине, на нембыл светло-голубой суйкан (короткое кимоно), в груди его зияла рана. Никакого оружия рядомне было, только веревка да гребень. Странствующий монах сказал на допросе, чтонакануне встретил убитого на дороге из Ямасина в Сэкияма. С ним была женщина..

Однажды под вечер некий слуга, уволенный хозяином, пережидал дождь под воротами Расёмон.Усевшись на верхней ступеньке, он то и дело трогал чирей, выскочивший на его правой щеке. Хотяворота стояли на центральной улице, никого, кроме этого слуги, под ними не было, только на кругломстолбе сидел сверчок. В течение послед­них двух-трех лет на Киото одно за другим обрушивалисьбедст­вия — то ураган, то землетрясение, то пожар, то голод — вот столица и запустела. Взаброшенных воротах Расёмон теперь жили..

В помощь школьнику и студенту!

Давным-давно среди самураев регента Мотоцунэ Фудзивара служил некий неприглядный и жалкий человечек, исполнявший какие-то несложные обязанности. Все относились к нему неуважительно: и сослуживцы, и слуги. Его окружало всеобщее презрение, жил он поистине собачьей жизнью. Одежда у него была старая, поношенная, меч подержанный до крайности.

Однако, у героя рассказа, человека, рожденного для всеобщего презрения, было одно страстное желание: он хотел до отвала наесться бататовой каши. Это сладкое блюдо подавали к императорскому столу, а человеку более низкого звания на ежегодных приемах лакомства доставалось немного.

Однажды второго января в резиденции регента состоялся ежегодное торжественное пиршество. Остатки еды отдали самураям. Была там и бататовая каша. Но на этот раз её было особенно мало. И потому герою казалось, что каша должна быть особенно вкусной. Так и не поевши её как следует, он проговорил, ни к кому не обращаясь:

— Хотел бы я знать, придется ли мне когда-нибудь поесть её вволю? — И со вздохом добавил: — Да где там, простого самурая бататовой кашей не кормят…

И тут засмеялся Тосихито Фудзивара, телохранитель регента Мотоцунэ, мощный, широкоплечий мужчина огромного роста. Он был уже изрядно пьян.

— Если хочешь, я накормлю тебя до отвала.

Безымянный герой этой истории, не веря своему счастью, согласился и спустя несколько дней поехал вместе с Тосихито Фудзивара к себе в имение.

Р. Акутагава
Бататовая каша

Давным-давно среди самураев регента Мотоцунэ Фудзивара служил некий неприглядный и жалкий человечек, исполнявший какие-то несложные обязанности. Все относились к нему неуважительно: и сослуживцы, и слуги. Его окружало всеобщее презрение, жил он поистине собачьей жизнью. Одежда у него была старая, поношенная, меч подержанный до крайности.

Однако, у героя рассказа, человека, рожденного для всеобщего презрения, было одно страстное желание: он хотел до отвала наесться бататовой каши. Это сладкое блюдо подавали к императорскому столу, а человеку более низкого звания на ежегодных приемах лакомства доставалось немного.

Однажды второго января в резиденции регента состоялся ежегодное торжественное пиршество. Остатки еды отдали самураям. Была там и бататовая каша. Но на этот раз её было особенно мало. И потому герою казалось, что каша должна быть особенно вкусной. Так и не поевши её как следует, он проговорил, ни к кому не обращаясь:

— Хотел бы я знать, придется ли мне когда-нибудь поесть её вволю? — И со вздохом добавил: — Да где там, простого самурая бататовой кашей не кормят…

И тут засмеялся Тосихито Фудзивара, телохранитель регента Мотоцунэ, мощный, широкоплечий мужчина огромного роста. Он был уже изрядно пьян.

— Если хочешь, я накормлю тебя до отвала.

Безымянный герой этой истории, не веря своему счастью, согласился и спустя несколько дней поехал вместе с Тосихито Фудзивара к себе в имение.

— Даже звери служат Тосихито! — Сказал могучий самурай.

Пока приехавшие отдыхали, слуги собрали огромное количество батата, а утром наварили несколько больших котлов бататовой каши. И пока проснувшийся бедный самурай смотрел на то, как готовят такую пропасть вкусности и думал, что он специально тащился сюда из столицы, для того чтобы есть эту самую бататовую кашу, его аппетит уменьшился наполовину.

Через час за завтраком ему предложили серебряный котелок, до краев наполненный бататовой кашей.

— Тебе не приходилось поесть всласть бататовой каши, — сказали ему хозяева — Приступай же без стеснения.

Перед ним поставили ещё несколько серебряных котелков с бататовой кашей, но он через силу одолел только один. И тут появилась вчерашняя лиса-посланица и по приказу Тосихито ей тоже дали каши. Глядя на лису, лакающую бататовую кашу, сытый бедняга с грустью подумал, каким счастливым он был, лелея свою мечту до отвала наесться бататовой каши. И от сознания, что больше никогда в жизни он не возьмет в рот эту бататовую кашу, на него снизошло успокоение.

Давным-давно среди самураев регента Мотоцунэ Фудзивара служил некий неприглядный и жалкий человечек, исполнявший какие-то несложные обязанности. Все относились к нему неуважительно: и сослуживцы, и слуги. Его окружало всеобщее презрение, жил он поистине собачьей жизнью. Одежда у него была старая, поношенная, меч подержанный до крайности.

Однако, у героя рассказа, человека, рожденного для всеобщего презрения, было одно страстное желание: он хотел до отвала наесться бататовой каши. Это сладкое блюдо подавали к императорскому столу, а человеку более низкого звания на ежегодных приемах лакомства доставалось немного.

Однажды второго января в резиденции регента состоялся ежегодное торжественное пиршество. Остатки еды отдали самураям. Была там и бататовая каша. Но на этот раз её было особенно мало. И потому герою казалось, что каша должна быть особенно вкусной. Так и не поевши её как следует, он проговорил, ни к кому не обращаясь:

— Хотел бы я знать, придется ли мне когда-нибудь поесть её вволю? — И со вздохом добавил: — Да где там, простого самурая бататовой кашей не кормят…

И тут засмеялся Тосихито Фудзивара, телохранитель регента Мотоцунэ, мощный, широкоплечий мужчина огромного роста. Он был уже изрядно пьян.

— Если хочешь, я накормлю тебя до отвала.

Безымянный герой этой истории, не веря своему счастью, согласился и спустя несколько дней поехал вместе с Тосихито Фудзивара к себе в имение.

— Даже звери служат Тосихито! — Сказал могучий самурай.

Пока приехавшие отдыхали, слуги собрали огромное количество батата, а утром наварили несколько больших котлов бататовой каши. И пока проснувшийся бедный самурай смотрел на то, как готовят такую пропасть вкусности и думал, что он специально тащился сюда из столицы, для того чтобы есть эту самую бататовую кашу, его аппетит уменьшился наполовину.

Через час за завтраком ему предложили серебряный котелок, до краев наполненный бататовой кашей.

— Тебе не приходилось поесть всласть бататовой каши, — сказали ему хозяева — Приступай же без стеснения.

Перед ним поставили ещё несколько серебряных котелков с бататовой кашей, но он через силу одолел только один. И тут появилась вчерашняя лиса-посланица и по приказу Тосихито ей тоже дали каши. Глядя на лису, лакающую бататовую кашу, сытый бедняга с грустью подумал, каким счастливым он был, лелея свою мечту до отвала наесться бататовой каши. И от сознания, что больше никогда в жизни он не возьмет в рот эту бататовую кашу, на него снизошло успокоение.

Читайте также: