Кто написал перловый суп
Перловый суп, как отголосок детства, проходит через всю жизнь рассказчицы. Он послужил призмой восприятия ребенком, четырехлетней маленькой девочкой, событий, явлений, характеров людей, отношений между людьми, царящих в грозное, страшное время сталинских репрессий. В начале своего произведения автор описывает такое нехитрое, но любимое и вкусное блюдо, приготовленное матерью, и вспоминает моменты, связанные с ним.
Трижды память девочки цеплялась за этот суп. Первый раз она носила его в помятом солдатском котелке нищим одиноким старикам, которые жили в каморе и которых она "боялась и брезгала". Мама ее стояла и наблюдала за тем, как девочка учится проявлять милосердие и сострадание тем, кому хуже, сама не понимая этого. Позже нищие исчезают, и, цепляясь за перловый суп, в память рассказчицы врезаются слова отца: "Город к празднику почистили…"
Второй раз перловый суп мама, Марина Борисовна, налила в тарелку погорелице, которая пришла просить в коммунальную квартиру в одном лишь плаще на голое тело. Мама, желая помочь чем только могла, собрала ей кулек вещей и дала «сложенную вчетверо тридцатку». Девочку потряс и напугал безобразный вид и поведение женщины: она была совершенно беззубая, «ела лениво», слова благодарности «проговорила скороговоркой», а сразу после ее ухода пропал ковер соседей Цветковых. Мама пострадала от своей доброты.
В тот же день к Марине Борисовне постучалась оторопевшая от горя, старая, полуслепая соседка Надежда Ивановна - отмучилась ее дочь Нина, сердечница. Мама разделила с ней тарелку супа, «испила чашу», что было лучше любых слов поддержки. Ели женщины его, молча, плача, не говоря ничего – хотя и говорить тут нечего было.
Автор заканчивает рассказ: "Никого нет в живых. И перловый суп я никогда не варю". Однако именно он, одно из воспоминаний о тяжелых годах репрессий, связанный с мамой, ее лаской и добротой, вселил в автора мысль о том, что, несмотря ни на что, есть на белом свете такие люди, как мама, а значит есть добро и счастье, ласка и любовь, сердечность и открытость миру, и нужно обязательно быть такой, как мама, - тогда и жизнь будет казаться легче и радостнее.
Также читают:
Рассказ Перловый суп (читательский дневник)
Популярные сегодня пересказы
Герою повести Василию Петровичу Богословскому 28 лет, хотя он выглядит старше. Это коренастый, сильный и здоровый на вид человек. Его прозвали Овцебыком из-за необычной причёски – двух прядей волос
Жила-была Муха по прозвищу Цокотуха. Было у неё золочёное брюшко. Пошла однажды Муха гулять в поле и нашла там денежку. Отправилась она на базар и приобрела блестящий самовар. Вечером Муха пригласила на чай всех своих друзей
Трое детей Джеймс, Кэтлин и Джеральд на летних каникулах пошли прогуляться в лес. На опушке они увидели необыкновенной красоты замок. Его окружали озера с прозрачной водой, белоснежные башни и статуи, все это предавало замку таинственности.
Место действия в произведении, Пензенская область, родина Лермонтова. Тут на самом краю деревни стояло поместье Палицына. Палицын поддерживал пугачёвское движение и принадлежал к пугачёвцам.
Перловый суп
Рассказ, 1991 год
Язык написания: русский
Впервые опубликовано в журнале «Столица», 1991. №46/47. С. 120-121.
Доступность в электронном виде:
Авторы по алфавиту:
26 августа 2020 г.
25 августа 2020 г.
24 августа 2020 г.
23 августа 2020 г.
22 августа 2020 г.
Сайт защищен технологией reCAPTCHA используемой в соответствии с Политикой конфиденциальности и Условиями использования корпорации Google.
Почему ранняя память зацепилась трижды за этот самый перловый суп? Он был действительно жемчужно-серый, с розоватым, в сторону моркови, переливом и дополнительным перламутровым мерцанием круглой сахарной косточки, полузатопленной в кастрюле.
Вечером, после запоздалого обеда, мама перелила часть супа в помятый солдатский котелок и дала его мне в руки. Я спускалась по лестнице со второго этажа одна, а мама стояла в дверях квартиры и ждала. Эта картина осталась у меня почему-то в этом странном ракурсе, сверху и чуть сбоку: по лестнице осторожно спускается девочка лет четырех в темно-синем фланелевом платье с клетчатым воротничком, в белом фартучке с вышитой на груди кошкой - в одежде, соответствующей дореволюционным идеалам моей бабушки, полагающей, что фартук именно потому должен быть белым, что на темном грязь плохо видна, - коротенькая толстая косичка неудобно утыкается сзади в шею, но поправить невозможно, потому что в одной руке теплый котелок с супом, а другой я держусь за чугунные стойки перил.
Туфли на пуговицах немного скользят по стертым ступеням, и потому я иду младенческими приставными шагами, с большой опаской.
Я спускаюсь на марш, поворачиваюсь, вижу маму, которая терпеливо ждет меня в дверях и улыбается своей чудесной улыбкой, от которой красота ее немного портится.
Я вздыхаю и продолжаю спуск. Внизу, под лестницей, в каморе, живет пара нищих, костлявый носатый Иван Семенович и маленькая старушка по прозвищу Беретка. Я их боюсь и брезгаю, но мама, как мне кажется, об этом знать не должна.
Под лестницей нет электричества, иногда у них горит керосиновая лампа, иногда совсем темно. Обыкновенно Иван Семенович лежит на какой-то лежанке, покрытой тряпьем, а Беретка, в вытертом бархатном пальто и серо-зеленой вязаной беретке, сидит у него в ногах.
Я стучу. Никто не отзывается. Спиной я открываю дверь. Керосиновая лампа выдает мне Беретку, которую без головного убора я сначала не узнаю. Оказывается, она лысая, вернее, не совсем лысая: и лицо и голова ее покрыты одинаковыми редкими длинными волосами и крупными коричневыми родинками. Она жалко улыбается и суетливо натягивает на лысую голову берет:
- Ой, детка, это ты, а я и не слышу.
Я отдаю ей котелок, из кармана фартука вынимаю два куска хлеба и говорю почему-то "спасибо".
Беретка переливает суп из котелка в банку и бормочет что-то неразборчивое, похоже на "мыло, мыло".
Сухой грязной рукой возвращает мне котелок. Старик кашляет. Беретка кричит ему:
- Иван Семенович! Вам покушать прислали, вставайте!
Пахнет у них ужасно.
С облегчением бегу я вверх по лестнице, мама стоит на свету, в дверном проеме и улыбается мне. Она в белом фартуке, даже с кружевной ленточкой на груди. Мама красивая, как принцесса. Одно только смущает: кажется, у принцесс белокурые волосы, а у мамы веселые черные кудряшки, подхваченные сзади двумя заколками.
Нищие исчезли незадолго до праздника, который я запомнила очень хорошо. Отец вел меня за руку по нарядному городу, и повсюду были выставлены косые красные кресты. Я начинала тогда разбирать буквы и спросила у отца, почему всюду написано "ХА-ХА-ХА. ". Он раздраженно дернул меня за руку, а потом объяснил, что эти косые кресты означают еще цифру тридцать.
Вечером того же дня, уже лежа в постели, я слышала, как мама говорит отцу:
- Нет, не понимаю, отказываюсь понимать, кому они мешали.
- Город к празднику почистили. - объяснил ей отец.
Во второй истории перловый суп не был главным действующим лицом, а лишь скромно мелькнул на заднем плане.
Воскресным утром в дверь позвонили. Один раз, а потом еще один. Дверь в нашу комнату была первой по коридору. Один звонок был общий, два - к нам, три - к Цветковым. восемь - к Кошкиным.
- Вероятно, это общий, - пробормотала мама. Коленями она стояла на стуле, а локтями упиралась в стол. Таблицы с синими, красными и взятыми в кружок цифрами лежали перед ней. Две мелкие морщины образовывали между бровей деревце, когда она работала.
Она спрыгнула со стула и, все еще неся напряжение мысли на круглом умном лобике, пошла открывать.
Огромная темная женщина стояла в дверном проеме. На ней был длинный военный плащ до полу, ярко белел пробор на круглой толстой голове.
Почему ранняя память зацепилась трижды за этот самый перловый суп? Он был действительно жемчужно-серый, с розоватым, в сторону моркови, переливом и дополнительным перламутровым мерцанием круглой сахарной косточки, полузатопленной в кастрюле.
Вечером, после запоздалого обеда, мама перелила часть супа в помятый солдатский котелок и дала его мне в руки. Я спускалась по лестнице со второго этажа одна, а мама стояла в дверях квартиры и ждала. Эта картина осталась у меня почему-то в этом странном ракурсе, сверху и чуть сбоку: по лестнице осторожно спускается девочка лет четырех в темно-синем фланелевом платье с клетчатым воротничком, в белом фартучке с вышитой на груди кошкой - в одежде, соответствующей дореволюционным идеалам моей бабушки, полагающей, что фартук именно потому должен быть белым, что на темном грязь плохо видна, - коротенькая толстая косичка неудобно утыкается сзади в шею, но поправить невозможно, потому что в одной руке теплый котелок с супом, а другой я держусь за чугунные стойки перил.
Туфли на пуговицах немного скользят по стертым ступеням, и потому я иду младенческими приставными шагами, с большой опаской.
Я спускаюсь на марш, поворачиваюсь, вижу маму, которая терпеливо ждет меня в дверях и улыбается своей чудесной улыбкой, от которой красота ее немного портится.
Я вздыхаю и продолжаю спуск. Внизу, под лестницей, в каморе, живет пара нищих, костлявый носатый Иван Семенович и маленькая старушка по прозвищу Беретка. Я их боюсь и брезгаю, но мама, как мне кажется, об этом знать не должна.
Под лестницей нет электричества, иногда у них горит керосиновая лампа, иногда совсем темно. Обыкновенно Иван Семенович лежит на какой-то лежанке, покрытой тряпьем, а Беретка, в вытертом бархатном пальто и серо-зеленой вязаной беретке, сидит у него в ногах.
Я стучу. Никто не отзывается. Спиной я открываю дверь. Керосиновая лампа выдает мне Беретку, которую без головного убора я сначала не узнаю. Оказывается, она лысая, вернее, не совсем лысая: и лицо и голова ее покрыты одинаковыми редкими длинными волосами и крупными коричневыми родинками. Она жалко улыбается и суетливо натягивает на лысую голову берет:
- Ой, детка, это ты, а я и не слышу.
Я отдаю ей котелок, из кармана фартука вынимаю два куска хлеба и говорю почему-то "спасибо".
Беретка переливает суп из котелка в банку и бормочет что-то неразборчивое, похоже на "мыло, мыло".
Сухой грязной рукой возвращает мне котелок. Старик кашляет. Беретка кричит ему:
- Иван Семенович! Вам покушать прислали, вставайте!
Пахнет у них ужасно.
С облегчением бегу я вверх по лестнице, мама стоит на свету, в дверном проеме и улыбается мне. Она в белом фартуке, даже с кружевной ленточкой на груди. Мама красивая, как принцесса. Одно только смущает: кажется, у принцесс белокурые волосы, а у мамы веселые черные кудряшки, подхваченные сзади двумя заколками.
Нищие исчезли незадолго до праздника, который я запомнила очень хорошо. Отец вел меня за руку по нарядному городу, и повсюду были выставлены косые красные кресты. Я начинала тогда разбирать буквы и спросила у отца, почему всюду написано "ХА-ХА-ХА. ". Он раздраженно дернул меня за руку, а потом объяснил, что эти косые кресты означают еще цифру тридцать.
Вечером того же дня, уже лежа в постели, я слышала, как мама говорит отцу:
- Нет, не понимаю, отказываюсь понимать, кому они мешали.
- Город к празднику почистили. - объяснил ей отец.
Во второй истории перловый суп не был главным действующим лицом, а лишь скромно мелькнул на заднем плане.
Воскресным утром в дверь позвонили. Один раз, а потом еще один. Дверь в нашу комнату была первой по коридору. Один звонок был общий, два - к нам, три - к Цветковым. восемь - к Кошкиным.
- Вероятно, это общий, - пробормотала мама. Коленями она стояла на стуле, а локтями упиралась в стол. Таблицы с синими, красными и взятыми в кружок цифрами лежали перед ней. Две мелкие морщины образовывали между бровей деревце, когда она работала.
Она спрыгнула со стула и, все еще неся напряжение мысли на круглом умном лобике, пошла открывать.
Огромная темная женщина стояла в дверном проеме. На ней был длинный военный плащ до полу, ярко белел пробор на круглой толстой голове.
Мама смотрела на нее выжидающе, и тетка не обманула ожидания: она распахнула плащ и предъявила огромное голое тело. У меня дыхание перехватило от этого зрелища: грудь низко свисала и оканчивалась большими, чуть не с чайное блюдце сосками, пупок был размером с чашку, выпуклый и тоже темный, глубокий неровный шов шел поперек живота, над треугольной бородкой вытертых волос, и все вместе это было каким-то страшным великанским лицом, а не женским телом.
- Погорельцы мы! Все-все погорело. как есть. - сказала женщина немосковским мягким голосом и запахнула ужасный лик своего тела.
- Ой, да вы заходите, заходите, - пригласила мама, и женщина, озираясь, вошла.
Прихожая нашей многосемейной квартиры была заставлена сундуками, корытами, дровами и шкафами.
- Я сейчас, сейчас, - заторопилась вдруг мама. - Да вы сядьте, - и мама сняла ящик с венского стула, который был втиснут между Цветковским сундуком и тищенковской этажеркой.
Мама кинулась в комнату, вытянула нижний ящик шкафа, села перед ним и стала выбирать из старого белья подходящее для погорелицы. Две длинноногие пары дедовых кальсон бросила она на пол и побежала на кухню. Разожгла примус, поставила на него кастрюлю и снова метнулась в комнату.
Женщина сидела на стуле и все разглядывала рогатую вешалку Кудриных, на которой висели ватник и шинель.
А мама выбросила все с полок шкафа и быстрыми пальчиками перебирала свои тряпки. Мама была маленького роста, и все ее вещи были маленькие, но она нашла то, что искала, - бабушкину коверкотовую юбку и старинную огромную рубаху из пожелтевшего батиста.
И снова мама побежала на кухню, а я понеслась за ней, потому что боялась остаться наедине с тем великаном, что был спрятан у тетки под плащом.
Сосед Цветков высунулся в коридор.
- Погорельцы вот, - сказала ему мама виноватым голосом, но он быстро захлопнул свою дверь.
Мама налила большую миску переливчатого перлового супа, отрезала кусок серого хлеба и вынесла погорелице.
- Вот, покушайте пока, - попросила мама тетку, и тетка приняла миску, - Ой, да так неудобно, - всполошилась мама и притащила газету. Постелила ее на покрытый сине-красным ковром Цветковский сундук, усадила женщину как бы к столу.
- Дай тебе Бог здоровья, - сказала женщина и принялась за суп.
А я наблюдала сквозь щель неплотно прикрытой двери, как лениво она ест перловый суп, бросая в него кусочки хлеба, скучно водя ложкой в миске и посматривая по сторонам.
Зубов у нее не было.
"Видно, и зубы сгорели, - подумала я. И еще: - Она тоже не любит перловый суп".
А мама засовывала в узел шелковое трико лососинового цвета с луковыми заплатами и говорила тихонько не то мне, не то самой себе:
- Господи, ну надо же такое, чтоб прямо голой, на улицу.
А женщина доела суп, поставила миску на пол. встала, распахнула плащ. глаз я не могла отвести от ее странных тихих движений.
Наконец мама выволокла узел в коридор:
- Вот. Собрала. Да вы оденьтесь, оденьтесь. У нас ванная комната есть, - предложила мама.
Но женщина отклонила предложение:
- Детки меня ждут. Мне бы деньжонок сколько-нибудь. - А мама уже вынимала сложенную в четыре раза тридцатку. - Спасибо, век вашу доброту не забуду, - поблагодарила женшина скороговоркой, и мама закрыла за ней дверь.
Потом, собирая с полу разбросанные вещи, мама говорила мне в некотором недоумении:
- А штаны сразу могла бы надеть, правда?
Я не сразу ответила, потому что мне кое-что надо было обдумать и понять.
- Штаны холодные, - сообразила я наконец, - а ковер теплый.
Было солнечно и снежно, с детьми в такую погоду полагалось гулять.
- Может, погуляешь сама под окошечком? - извиняющимся голосом предложила мама, кося на свои таблицы.
Я согласилась великодушно. Мама бросила в меня ворохом шерстяной одежды - кофтами, рейтузами, варежками и носочками. Меня снарядили, подвязали поясом желтую плюшевую шубу, сшитую бабушкой из старого покрывала, желтую шапку из того же самого покрывала застегнули под подбородком, дали лопату и синее ведрецо и вывели на лестницу. Прямо перед нашей дверью лежала разворошенная куча маминых вещей. И бедные отвергнутые трико лежали сверху.
- Ой, что же это. - пролепетала моя маленькая мамочка.
- Я же тебе говорю, штаны-то холодные, а ковер теплый. - все пыталась я объяснить маме положение вещей.
- Да какой ковер? - наконец услышала меня мама.
- Тот, что на сундуке лежал. Она его на себя надела, - объяснила я несмышленой маме.
И тогда мама вдруг всплеснула руками и захохотала:
Описание книги "Перловый суп"
Описание и краткое содержание "Перловый суп" читать бесплатно онлайн.
Почему ранняя память зацепилась трижды за этот самый перловый суп? Он был действительно жемчужно-серый, с розоватым, в сторону моркови, переливом и дополнительным перламутровым мерцанием круглой сахарной косточки, полузатопленной в кастрюле.
Вечером, после запоздалого обеда, мама перелила часть супа в помятый солдатский котелок и дала его мне в руки. Я спускалась по лестнице со второго этажа одна, а мама стояла в дверях квартиры и ждала. Эта картина осталась у меня почему-то в этом странном ракурсе, сверху и чуть сбоку: по лестнице осторожно спускается девочка лет четырех в темно-синем фланелевом платье с клетчатым воротничком, в белом фартучке с вышитой на груди кошкой - в одежде, соответствующей дореволюционным идеалам моей бабушки, полагающей, что фартук именно потому должен быть белым, что на темном грязь плохо видна, - коротенькая толстая косичка неудобно утыкается сзади в шею, но поправить невозможно, потому что в одной руке теплый котелок с супом, а другой я держусь за чугунные стойки перил.
Туфли на пуговицах немного скользят по стертым ступеням, и потому я иду младенческими приставными шагами, с большой опаской.
Я спускаюсь на марш, поворачиваюсь, вижу маму, которая терпеливо ждет меня в дверях и улыбается своей чудесной улыбкой, от которой красота ее немного портится.
Я вздыхаю и продолжаю спуск. Внизу, под лестницей, в каморе, живет пара нищих, костлявый носатый Иван Семенович и маленькая старушка по прозвищу Беретка. Я их боюсь и брезгаю, но мама, как мне кажется, об этом знать не должна.
Под лестницей нет электричества, иногда у них горит керосиновая лампа, иногда совсем темно. Обыкновенно Иван Семенович лежит на какой-то лежанке, покрытой тряпьем, а Беретка, в вытертом бархатном пальто и серо-зеленой вязаной беретке, сидит у него в ногах.
Я стучу. Никто не отзывается. Спиной я открываю дверь. Керосиновая лампа выдает мне Беретку, которую без головного убора я сначала не узнаю. Оказывается, она лысая, вернее, не совсем лысая: и лицо и голова ее покрыты одинаковыми редкими длинными волосами и крупными коричневыми родинками. Она жалко улыбается и суетливо натягивает на лысую голову берет:
- Ой, детка, это ты, а я и не слышу.
Я отдаю ей котелок, из кармана фартука вынимаю два куска хлеба и говорю почему-то "спасибо".
Беретка переливает суп из котелка в банку и бормочет что-то неразборчивое, похоже на "мыло, мыло".
Сухой грязной рукой возвращает мне котелок. Старик кашляет. Беретка кричит ему:
- Иван Семенович! Вам покушать прислали, вставайте!
Пахнет у них ужасно.
С облегчением бегу я вверх по лестнице, мама стоит на свету, в дверном проеме и улыбается мне. Она в белом фартуке, даже с кружевной ленточкой на груди. Мама красивая, как принцесса. Одно только смущает: кажется, у принцесс белокурые волосы, а у мамы веселые черные кудряшки, подхваченные сзади двумя заколками.
Нищие исчезли незадолго до праздника, который я запомнила очень хорошо. Отец вел меня за руку по нарядному городу, и повсюду были выставлены косые красные кресты. Я начинала тогда разбирать буквы и спросила у отца, почему всюду написано "ХА-ХА-ХА. ". Он раздраженно дернул меня за руку, а потом объяснил, что эти косые кресты означают еще цифру тридцать.
Вечером того же дня, уже лежа в постели, я слышала, как мама говорит отцу:
- Нет, не понимаю, отказываюсь понимать, кому они мешали.
- Город к празднику почистили. - объяснил ей отец.
Во второй истории перловый суп не был главным действующим лицом, а лишь скромно мелькнул на заднем плане.
Воскресным утром в дверь позвонили. Один раз, а потом еще один. Дверь в нашу комнату была первой по коридору. Один звонок был общий, два - к нам, три - к Цветковым. восемь - к Кошкиным.
- Вероятно, это общий, - пробормотала мама. Коленями она стояла на стуле, а локтями упиралась в стол. Таблицы с синими, красными и взятыми в кружок цифрами лежали перед ней. Две мелкие морщины образовывали между бровей деревце, когда она работала.
Она спрыгнула со стула и, все еще неся напряжение мысли на круглом умном лобике, пошла открывать.
Огромная темная женщина стояла в дверном проеме. На ней был длинный военный плащ до полу, ярко белел пробор на круглой толстой голове.
Мама смотрела на нее выжидающе, и тетка не обманула ожидания: она распахнула плащ и предъявила огромное голое тело. У меня дыхание перехватило от этого зрелища: грудь низко свисала и оканчивалась большими, чуть не с чайное блюдце сосками, пупок был размером с чашку, выпуклый и тоже темный, глубокий неровный шов шел поперек живота, над треугольной бородкой вытертых волос, и все вместе это было каким-то страшным великанским лицом, а не женским телом.
- Погорельцы мы! Все-все погорело. как есть. - сказала женщина немосковским мягким голосом и запахнула ужасный лик своего тела.
- Ой, да вы заходите, заходите, - пригласила мама, и женщина, озираясь, вошла.
Прихожая нашей многосемейной квартиры была заставлена сундуками, корытами, дровами и шкафами.
- Я сейчас, сейчас, - заторопилась вдруг мама. - Да вы сядьте, - и мама сняла ящик с венского стула, который был втиснут между Цветковским сундуком и тищенковской этажеркой.
Мама кинулась в комнату, вытянула нижний ящик шкафа, села перед ним и стала выбирать из старого белья подходящее для погорелицы. Две длинноногие пары дедовых кальсон бросила она на пол и побежала на кухню. Разожгла примус, поставила на него кастрюлю и снова метнулась в комнату.
Женщина сидела на стуле и все разглядывала рогатую вешалку Кудриных, на которой висели ватник и шинель.
А мама выбросила все с полок шкафа и быстрыми пальчиками перебирала свои тряпки. Мама была маленького роста, и все ее вещи были маленькие, но она нашла то, что искала, - бабушкину коверкотовую юбку и старинную огромную рубаху из пожелтевшего батиста.
И снова мама побежала на кухню, а я понеслась за ней, потому что боялась остаться наедине с тем великаном, что был спрятан у тетки под плащом.
Сосед Цветков высунулся в коридор.
- Погорельцы вот, - сказала ему мама виноватым голосом, но он быстро захлопнул свою дверь.
Мама налила большую миску переливчатого перлового супа, отрезала кусок серого хлеба и вынесла погорелице.
- Вот, покушайте пока, - попросила мама тетку, и тетка приняла миску, - Ой, да так неудобно, - всполошилась мама и притащила газету. Постелила ее на покрытый сине-красным ковром Цветковский сундук, усадила женщину как бы к столу.
- Дай тебе Бог здоровья, - сказала женщина и принялась за суп.
А я наблюдала сквозь щель неплотно прикрытой двери, как лениво она ест перловый суп, бросая в него кусочки хлеба, скучно водя ложкой в миске и посматривая по сторонам.
Зубов у нее не было.
"Видно, и зубы сгорели, - подумала я. И еще: - Она тоже не любит перловый суп".
А мама засовывала в узел шелковое трико лососинового цвета с луковыми заплатами и говорила тихонько не то мне, не то самой себе:
- Господи, ну надо же такое, чтоб прямо голой, на улицу.
А женщина доела суп, поставила миску на пол. встала, распахнула плащ. глаз я не могла отвести от ее странных тихих движений.
Наконец мама выволокла узел в коридор:
- Вот. Собрала. Да вы оденьтесь, оденьтесь. У нас ванная комната есть, - предложила мама.
Но женщина отклонила предложение:
- Детки меня ждут. Мне бы деньжонок сколько-нибудь. - А мама уже вынимала сложенную в четыре раза тридцатку. - Спасибо, век вашу доброту не забуду, - поблагодарила женшина скороговоркой, и мама закрыла за ней дверь.
Потом, собирая с полу разбросанные вещи, мама говорила мне в некотором недоумении:
- А штаны сразу могла бы надеть, правда?
Я не сразу ответила, потому что мне кое-что надо было обдумать и понять.
- Штаны холодные, - сообразила я наконец, - а ковер теплый.
Было солнечно и снежно, с детьми в такую погоду полагалось гулять.
- Может, погуляешь сама под окошечком? - извиняющимся голосом предложила мама, кося на свои таблицы.
Я согласилась великодушно. Мама бросила в меня ворохом шерстяной одежды - кофтами, рейтузами, варежками и носочками. Меня снарядили, подвязали поясом желтую плюшевую шубу, сшитую бабушкой из старого покрывала, желтую шапку из того же самого покрывала застегнули под подбородком, дали лопату и синее ведрецо и вывели на лестницу. Прямо перед нашей дверью лежала разворошенная куча маминых вещей. И бедные отвергнутые трико лежали сверху.
- Ой, что же это. - пролепетала моя маленькая мамочка.
- Я же тебе говорю, штаны-то холодные, а ковер теплый. - все пыталась я объяснить маме положение вещей.
- Да какой ковер? - наконец услышала меня мама.
- Тот, что на сундуке лежал. Она его на себя надела, - объяснила я несмышленой маме.
И тогда мама вдруг всплеснула руками и захохотала:
Здесь есть возможность читать онлайн «Людмила Улицкая: Перловый суп» — ознакомительный отрывок электронной книги, а после прочтения отрывка купить полную версию. В некоторых случаях присутствует краткое содержание. категория: Русская классическая проза / на русском языке. Описание произведения, (предисловие) а так же отзывы посетителей доступны на портале. Библиотека «Либ Кат» — LibCat.ru создана для любителей полистать хорошую книжку и предлагает широкий выбор жанров:
Выбрав категорию по душе Вы сможете найти действительно стоящие книги и насладиться погружением в мир воображения, прочувствовать переживания героев или узнать для себя что-то новое, совершить внутреннее открытие. Подробная информация для ознакомления по текущему запросу представлена ниже:
- 100
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- Описание
- Другие книги автора
- Правообладателям
- Похожие книги
Перловый суп: краткое содержание, описание и аннотация
Предлагаем к чтению аннотацию, описание, краткое содержание или предисловие (зависит от того, что написал сам автор книги «Перловый суп»). Если вы не нашли необходимую информацию о книге — напишите в комментариях, мы постараемся отыскать её.
Людмила Улицкая: другие книги автора
Кто написал Перловый суп? Узнайте фамилию, как зовут автора книги и список всех его произведений по сериям.
Эта книга опубликована на нашем сайте на правах партнёрской программы ЛитРес (litres.ru) и содержит только ознакомительный отрывок. Если Вы против её размещения, пожалуйста, направьте Вашу жалобу на info@libcat.ru или заполните форму обратной связи.
Перловый суп — читать онлайн ознакомительный отрывок
Ниже представлен текст книги, разбитый по страницам. Система автоматического сохранения места последней прочитанной страницы, позволяет с удобством читать онлайн бесплатно книгу «Перловый суп», без необходимости каждый раз заново искать на чём Вы остановились. Не бойтесь закрыть страницу, как только Вы зайдёте на неё снова — увидите то же место, на котором закончили чтение.
Почему ранняя память зацепилась трижды за этот самый перловый суп? Он был действительно жемчужно-серый, с розоватым, в сторону моркови, переливом и дополнительным перламутровым мерцанием круглой сахарной косточки, полузатопленной в кастрюле.
Вечером, после запоздалого обеда, мама перелила часть супа в помятый солдатский котелок и дала его мне в руки. Я спускалась по лестнице со второго этажа одна, а мама стояла в дверях квартиры и ждала. Эта картина осталась у меня почему-то в этом странном ракурсе, сверху и чуть сбоку: по лестнице осторожно спускается девочка лет четырех в темно-синем фланелевом платье с клетчатым воротничком, в белом фартучке с вышитой на груди кошкой - в одежде, соответствующей дореволюционным идеалам моей бабушки, полагающей, что фартук именно потому должен быть белым, что на темном грязь плохо видна, - коротенькая толстая косичка неудобно утыкается сзади в шею, но поправить невозможно, потому что в одной руке теплый котелок с супом, а другой я держусь за чугунные стойки перил.
Туфли на пуговицах немного скользят по стертым ступеням, и потому я иду младенческими приставными шагами, с большой опаской.
Я спускаюсь на марш, поворачиваюсь, вижу маму, которая терпеливо ждет меня в дверях и улыбается своей чудесной улыбкой, от которой красота ее немного портится.
Я вздыхаю и продолжаю спуск. Внизу, под лестницей, в каморе, живет пара нищих, костлявый носатый Иван Семенович и маленькая старушка по прозвищу Беретка. Я их боюсь и брезгаю, но мама, как мне кажется, об этом знать не должна.
Под лестницей нет электричества, иногда у них горит керосиновая лампа, иногда совсем темно. Обыкновенно Иван Семенович лежит на какой-то лежанке, покрытой тряпьем, а Беретка, в вытертом бархатном пальто и серо-зеленой вязаной беретке, сидит у него в ногах.
Я стучу. Никто не отзывается. Спиной я открываю дверь. Керосиновая лампа выдает мне Беретку, которую без головного убора я сначала не узнаю. Оказывается, она лысая, вернее, не совсем лысая: и лицо и голова ее покрыты одинаковыми редкими длинными волосами и крупными коричневыми родинками. Она жалко улыбается и суетливо натягивает на лысую голову берет:
- Ой, детка, это ты, а я и не слышу.
Я отдаю ей котелок, из кармана фартука вынимаю два куска хлеба и говорю почему-то "спасибо".
Беретка переливает суп из котелка в банку и бормочет что-то неразборчивое, похоже на "мыло, мыло".
Сухой грязной рукой возвращает мне котелок. Старик кашляет. Беретка кричит ему:
- Иван Семенович! Вам покушать прислали, вставайте!
Пахнет у них ужасно.
С облегчением бегу я вверх по лестнице, мама стоит на свету, в дверном проеме и улыбается мне. Она в белом фартуке, даже с кружевной ленточкой на груди. Мама красивая, как принцесса. Одно только смущает: кажется, у принцесс белокурые волосы, а у мамы веселые черные кудряшки, подхваченные сзади двумя заколками.
Нищие исчезли незадолго до праздника, который я запомнила очень хорошо. Отец вел меня за руку по нарядному городу, и повсюду были выставлены косые красные кресты. Я начинала тогда разбирать буквы и спросила у отца, почему всюду написано "ХА-ХА-ХА. ". Он раздраженно дернул меня за руку, а потом объяснил, что эти косые кресты означают еще цифру тридцать.
Вечером того же дня, уже лежа в постели, я слышала, как мама говорит отцу:
- Нет, не понимаю, отказываюсь понимать, кому они мешали.
- Город к празднику почистили. - объяснил ей отец.
Во второй истории перловый суп не был главным действующим лицом, а лишь скромно мелькнул на заднем плане.
Воскресным утром в дверь позвонили. Один раз, а потом еще один. Дверь в нашу комнату была первой по коридору. Один звонок был общий, два - к нам, три - к Цветковым. восемь - к Кошкиным.
- Вероятно, это общий, - пробормотала мама. Коленями она стояла на стуле, а локтями упиралась в стол. Таблицы с синими, красными и взятыми в кружок цифрами лежали перед ней. Две мелкие морщины образовывали между бровей деревце, когда она работала.
Она спрыгнула со стула и, все еще неся напряжение мысли на круглом умном лобике, пошла открывать.
Огромная темная женщина стояла в дверном проеме. На ней был длинный военный плащ до полу, ярко белел пробор на круглой толстой голове.
Мама смотрела на нее выжидающе, и тетка не обманула ожидания: она распахнула плащ и предъявила огромное голое тело. У меня дыхание перехватило от этого зрелища: грудь низко свисала и оканчивалась большими, чуть не с чайное блюдце сосками, пупок был размером с чашку, выпуклый и тоже темный, глубокий неровный шов шел поперек живота, над треугольной бородкой вытертых волос, и все вместе это было каким-то страшным великанским лицом, а не женским телом.
Людмила Улицкая - Перловый суп краткое содержание
Людмила Улицкая - Перловый суп читать онлайн бесплатно
- «
- 1
- 2
- »
Почему ранняя память зацепилась трижды за этот самый перловый суп? Он был действительно жемчужно-серый, с розоватым, в сторону моркови, переливом и дополнительным перламутровым мерцанием круглой сахарной косточки, полузатопленной в кастрюле.
Вечером, после запоздалого обеда, мама перелила часть супа в помятый солдатский котелок и дала его мне в руки. Я спускалась по лестнице со второго этажа одна, а мама стояла в дверях квартиры и ждала. Эта картина осталась у меня почему-то в этом странном ракурсе, сверху и чуть сбоку: по лестнице осторожно спускается девочка лет четырех в темно-синем фланелевом платье с клетчатым воротничком, в белом фартучке с вышитой на груди кошкой - в одежде, соответствующей дореволюционным идеалам моей бабушки, полагающей, что фартук именно потому должен быть белым, что на темном грязь плохо видна, - коротенькая толстая косичка неудобно утыкается сзади в шею, но поправить невозможно, потому что в одной руке теплый котелок с супом, а другой я держусь за чугунные стойки перил.
Туфли на пуговицах немного скользят по стертым ступеням, и потому я иду младенческими приставными шагами, с большой опаской.
Я спускаюсь на марш, поворачиваюсь, вижу маму, которая терпеливо ждет меня в дверях и улыбается своей чудесной улыбкой, от которой красота ее немного портится.
Я вздыхаю и продолжаю спуск. Внизу, под лестницей, в каморе, живет пара нищих, костлявый носатый Иван Семенович и маленькая старушка по прозвищу Беретка. Я их боюсь и брезгаю, но мама, как мне кажется, об этом знать не должна.
Под лестницей нет электричества, иногда у них горит керосиновая лампа, иногда совсем темно. Обыкновенно Иван Семенович лежит на какой-то лежанке, покрытой тряпьем, а Беретка, в вытертом бархатном пальто и серо-зеленой вязаной беретке, сидит у него в ногах.
Я стучу. Никто не отзывается. Спиной я открываю дверь. Керосиновая лампа выдает мне Беретку, которую без головного убора я сначала не узнаю. Оказывается, она лысая, вернее, не совсем лысая: и лицо и голова ее покрыты одинаковыми редкими длинными волосами и крупными коричневыми родинками. Она жалко улыбается и суетливо натягивает на лысую голову берет:
- Ой, детка, это ты, а я и не слышу.
Я отдаю ей котелок, из кармана фартука вынимаю два куска хлеба и говорю почему-то "спасибо".
Беретка переливает суп из котелка в банку и бормочет что-то неразборчивое, похоже на "мыло, мыло".
Сухой грязной рукой возвращает мне котелок. Старик кашляет. Беретка кричит ему:
- Иван Семенович! Вам покушать прислали, вставайте!
Пахнет у них ужасно.
С облегчением бегу я вверх по лестнице, мама стоит на свету, в дверном проеме и улыбается мне. Она в белом фартуке, даже с кружевной ленточкой на груди. Мама красивая, как принцесса. Одно только смущает: кажется, у принцесс белокурые волосы, а у мамы веселые черные кудряшки, подхваченные сзади двумя заколками.
Нищие исчезли незадолго до праздника, который я запомнила очень хорошо. Отец вел меня за руку по нарядному городу, и повсюду были выставлены косые красные кресты. Я начинала тогда разбирать буквы и спросила у отца, почему всюду написано "ХА-ХА-ХА. ". Он раздраженно дернул меня за руку, а потом объяснил, что эти косые кресты означают еще цифру тридцать.
Вечером того же дня, уже лежа в постели, я слышала, как мама говорит отцу:
- Нет, не понимаю, отказываюсь понимать, кому они мешали.
- Город к празднику почистили. - объяснил ей отец.
Во второй истории перловый суп не был главным действующим лицом, а лишь скромно мелькнул на заднем плане.
Воскресным утром в дверь позвонили. Один раз, а потом еще один. Дверь в нашу комнату была первой по коридору. Один звонок был общий, два - к нам, три - к Цветковым. восемь - к Кошкиным.
- Вероятно, это общий, - пробормотала мама. Коленями она стояла на стуле, а локтями упиралась в стол. Таблицы с синими, красными и взятыми в кружок цифрами лежали перед ней. Две мелкие морщины образовывали между бровей деревце, когда она работала.
Она спрыгнула со стула и, все еще неся напряжение мысли на круглом умном лобике, пошла открывать.
Огромная темная женщина стояла в дверном проеме. На ней был длинный военный плащ до полу, ярко белел пробор на круглой толстой голове.
Мама смотрела на нее выжидающе, и тетка не обманула ожидания: она распахнула плащ и предъявила огромное голое тело. У меня дыхание перехватило от этого зрелища: грудь низко свисала и оканчивалась большими, чуть не с чайное блюдце сосками, пупок был размером с чашку, выпуклый и тоже темный, глубокий неровный шов шел поперек живота, над треугольной бородкой вытертых волос, и все вместе это было каким-то страшным великанским лицом, а не женским телом.
- Погорельцы мы! Все-все погорело. как есть. - сказала женщина немосковским мягким голосом и запахнула ужасный лик своего тела.
- Ой, да вы заходите, заходите, - пригласила мама, и женщина, озираясь, вошла.
Прихожая нашей многосемейной квартиры была заставлена сундуками, корытами, дровами и шкафами.
- Я сейчас, сейчас, - заторопилась вдруг мама. - Да вы сядьте, - и мама сняла ящик с венского стула, который был втиснут между Цветковским сундуком и тищенковской этажеркой.
Мама кинулась в комнату, вытянула нижний ящик шкафа, села перед ним и стала выбирать из старого белья подходящее для погорелицы. Две длинноногие пары дедовых кальсон бросила она на пол и побежала на кухню. Разожгла примус, поставила на него кастрюлю и снова метнулась в комнату.
Женщина сидела на стуле и все разглядывала рогатую вешалку Кудриных, на которой висели ватник и шинель.
А мама выбросила все с полок шкафа и быстрыми пальчиками перебирала свои тряпки. Мама была маленького роста, и все ее вещи были маленькие, но она нашла то, что искала, - бабушкину коверкотовую юбку и старинную огромную рубаху из пожелтевшего батиста.
И снова мама побежала на кухню, а я понеслась за ней, потому что боялась остаться наедине с тем великаном, что был спрятан у тетки под плащом.
Сосед Цветков высунулся в коридор.
- Погорельцы вот, - сказала ему мама виноватым голосом, но он быстро захлопнул свою дверь.
Мама налила большую миску переливчатого перлового супа, отрезала кусок серого хлеба и вынесла погорелице.
- Вот, покушайте пока, - попросила мама тетку, и тетка приняла миску, - Ой, да так неудобно, - всполошилась мама и притащила газету. Постелила ее на покрытый сине-красным ковром Цветковский сундук, усадила женщину как бы к столу.
- Дай тебе Бог здоровья, - сказала женщина и принялась за суп.
А я наблюдала сквозь щель неплотно прикрытой двери, как лениво она ест перловый суп, бросая в него кусочки хлеба, скучно водя ложкой в миске и посматривая по сторонам.
Зубов у нее не было.
"Видно, и зубы сгорели, - подумала я. И еще: - Она тоже не любит перловый суп".
А мама засовывала в узел шелковое трико лососинового цвета с луковыми заплатами и говорила тихонько не то мне, не то самой себе:
- Господи, ну надо же такое, чтоб прямо голой, на улицу.
А женщина доела суп, поставила миску на пол. встала, распахнула плащ. глаз я не могла отвести от ее странных тихих движений.
Наконец мама выволокла узел в коридор:
- Вот. Собрала. Да вы оденьтесь, оденьтесь. У нас ванная комната есть, - предложила мама.
Но женщина отклонила предложение:
- Детки меня ждут. Мне бы деньжонок сколько-нибудь. - А мама уже вынимала сложенную в четыре раза тридцатку. - Спасибо, век вашу доброту не забуду, - поблагодарила женшина скороговоркой, и мама закрыла за ней дверь.
Потом, собирая с полу разбросанные вещи, мама говорила мне в некотором недоумении:
- А штаны сразу могла бы надеть, правда?
Я не сразу ответила, потому что мне кое-что надо было обдумать и понять.
- Штаны холодные, - сообразила я наконец, - а ковер теплый.
Было солнечно и снежно, с детьми в такую погоду полагалось гулять.
- Может, погуляешь сама под окошечком? - извиняющимся голосом предложила мама, кося на свои таблицы.
Я согласилась великодушно. Мама бросила в меня ворохом шерстяной одежды - кофтами, рейтузами, варежками и носочками. Меня снарядили, подвязали поясом желтую плюшевую шубу, сшитую бабушкой из старого покрывала, желтую шапку из того же самого покрывала застегнули под подбородком, дали лопату и синее ведрецо и вывели на лестницу. Прямо перед нашей дверью лежала разворошенная куча маминых вещей. И бедные отвергнутые трико лежали сверху.
- Ой, что же это. - пролепетала моя маленькая мамочка.
- Я же тебе говорю, штаны-то холодные, а ковер теплый. - все пыталась я объяснить маме положение вещей.
- Да какой ковер? - наконец услышала меня мама.
- Тот, что на сундуке лежал. Она его на себя надела, - объяснила я несмышленой маме.
И тогда мама вдруг всплеснула руками и захохотала:
Почему ранняя память зацепилась трижды за этот самый перловый суп? Он был действительно жемчужно-серый, с розоватым, в сторону моркови, переливом и дополнительным перламутровым мерцанием круглой сахарной косточки, полузатопленной в кастрюле.
Вечером, после запоздалого обеда, мама перелила часть супа в помятый солдатский котелок и дала его мне в руки. Я спускалась по лестнице со второго этажа одна, а мама стояла в дверях квартиры и ждала. Эта картина осталась у меня почему-то в этом странном ракурсе, сверху и чуть сбоку: по лестнице осторожно спускается девочка лет четырех в темно-синем фланелевом платье с клетчатым воротничком, в белом фартучке с вышитой на груди кошкой - в одежде, соответствующей дореволюционным идеалам моей бабушки, полагающей, что фартук именно потому должен быть белым, что на темном грязь плохо видна, - коротенькая толстая косичка неудобно утыкается сзади в шею, но поправить невозможно, потому что в одной руке теплый котелок с супом, а другой я держусь за чугунные стойки перил.
Туфли на пуговицах немного скользят по стертым ступеням, и потому я иду младенческими приставными шагами, с большой опаской.
Я спускаюсь на марш, поворачиваюсь, вижу маму, которая терпеливо ждет меня в дверях и улыбается своей чудесной улыбкой, от которой красота ее немного портится.
Я вздыхаю и продолжаю спуск. Внизу, под лестницей, в каморе, живет пара нищих, костлявый носатый Иван Семенович и маленькая старушка по прозвищу Беретка. Я их боюсь и брезгаю, но мама, как мне кажется, об этом знать не должна.
Под лестницей нет электричества, иногда у них горит керосиновая лампа, иногда совсем темно. Обыкновенно Иван Семенович лежит на какой-то лежанке, покрытой тряпьем, а Беретка, в вытертом бархатном пальто и серо-зеленой вязаной беретке, сидит у него в ногах.
Я стучу. Никто не отзывается. Спиной я открываю дверь. Керосиновая лампа выдает мне Беретку, которую без головного убора я сначала не узнаю. Оказывается, она лысая, вернее, не совсем лысая: и лицо и голова ее покрыты одинаковыми редкими длинными волосами и крупными коричневыми родинками. Она жалко улыбается и суетливо натягивает на лысую голову берет:
- Ой, детка, это ты, а я и не слышу.
Я отдаю ей котелок, из кармана фартука вынимаю два куска хлеба и говорю почему-то "спасибо".
Беретка переливает суп из котелка в банку и бормочет что-то неразборчивое, похоже на "мыло, мыло".
Сухой грязной рукой возвращает мне котелок. Старик кашляет. Беретка кричит ему:
- Иван Семенович! Вам покушать прислали, вставайте!
Пахнет у них ужасно.
С облегчением бегу я вверх по лестнице, мама стоит на свету, в дверном проеме и улыбается мне. Она в белом фартуке, даже с кружевной ленточкой на груди. Мама красивая, как принцесса. Одно только смущает: кажется, у принцесс белокурые волосы, а у мамы веселые черные кудряшки, подхваченные сзади двумя заколками.
Нищие исчезли незадолго до праздника, который я запомнила очень хорошо. Отец вел меня за руку по нарядному городу, и повсюду были выставлены косые красные кресты. Я начинала тогда разбирать буквы и спросила у отца, почему всюду написано "ХА-ХА-ХА. ". Он раздраженно дернул меня за руку, а потом объяснил, что эти косые кресты означают еще цифру тридцать.
Вечером того же дня, уже лежа в постели, я слышала, как мама говорит отцу:
- Нет, не понимаю, отказываюсь понимать, кому они мешали.
- Город к празднику почистили. - объяснил ей отец.
Во второй истории перловый суп не был главным действующим лицом, а лишь скромно мелькнул на заднем плане.
Воскресным утром в дверь позвонили. Один раз, а потом еще один. Дверь в нашу комнату была первой по коридору. Один звонок был общий, два - к нам, три - к Цветковым. восемь - к Кошкиным.
- Вероятно, это общий, - пробормотала мама. Коленями она стояла на стуле, а локтями упиралась в стол. Таблицы с синими, красными и взятыми в кружок цифрами лежали перед ней. Две мелкие морщины образовывали между бровей деревце, когда она работала.
Она спрыгнула со стула и, все еще неся напряжение мысли на круглом умном лобике, пошла открывать.
Огромная темная женщина стояла в дверном проеме. На ней был длинный военный плащ до полу, ярко белел пробор на круглой толстой голове.
Мама смотрела на нее выжидающе, и тетка не обманула ожидания: она распахнула плащ и предъявила огромное голое тело. У меня дыхание перехватило от этого зрелища: грудь низко свисала и оканчивалась большими, чуть не с чайное блюдце сосками, пупок был размером с чашку, выпуклый и тоже темный, глубокий неровный шов шел поперек живота, над треугольной бородкой вытертых волос, и все вместе это было каким-то страшным великанским лицом, а не женским телом.
- Погорельцы мы! Все-все погорело. как есть. - сказала женщина немосковским мягким голосом и запахнула ужасный лик своего тела.
- Ой, да вы заходите, заходите, - пригласила мама, и женщина, озираясь, вошла.
Прихожая нашей многосемейной квартиры была заставлена сундуками, корытами, дровами и шкафами.
- Я сейчас, сейчас, - заторопилась вдруг мама. - Да вы сядьте, - и мама сняла ящик с венского стула, который был втиснут между Цветковским сундуком и тищенковской этажеркой.
Мама кинулась в комнату, вытянула нижний ящик шкафа, села перед ним и стала выбирать из старого белья подходящее для погорелицы. Две длинноногие пары дедовых кальсон бросила она на пол и побежала на кухню. Разожгла примус, поставила на него кастрюлю и снова метнулась в комнату.
Женщина сидела на стуле и все разглядывала рогатую вешалку Кудриных, на которой висели ватник и шинель.
А мама выбросила все с полок шкафа и быстрыми пальчиками перебирала свои тряпки. Мама была маленького роста, и все ее вещи были маленькие, но она нашла то, что искала, - бабушкину коверкотовую юбку и старинную огромную рубаху из пожелтевшего батиста.
И снова мама побежала на кухню, а я понеслась за ней, потому что боялась остаться наедине с тем великаном, что был спрятан у тетки под плащом.
Сосед Цветков высунулся в коридор.
- Погорельцы вот, - сказала ему мама виноватым голосом, но он быстро захлопнул свою дверь.
Мама налила большую миску переливчатого перлового супа, отрезала кусок серого хлеба и вынесла погорелице.
- Вот, покушайте пока, - попросила мама тетку, и тетка приняла миску, - Ой, да так неудобно, - всполошилась мама и притащила газету. Постелила ее на покрытый сине-красным ковром Цветковский сундук, усадила женщину как бы к столу.
- Дай тебе Бог здоровья, - сказала женщина и принялась за суп.
А я наблюдала сквозь щель неплотно прикрытой двери, как лениво она ест перловый суп, бросая в него кусочки хлеба, скучно водя ложкой в миске и посматривая по сторонам.
Зубов у нее не было.
"Видно, и зубы сгорели, - подумала я. И еще: - Она тоже не любит перловый суп".
А мама засовывала в узел шелковое трико лососинового цвета с луковыми заплатами и говорила тихонько не то мне, не то самой себе:
- Господи, ну надо же такое, чтоб прямо голой, на улицу.
А женщина доела суп, поставила миску на пол. встала, распахнула плащ. глаз я не могла отвести от ее странных тихих движений.
Наконец мама выволокла узел в коридор:
- Вот. Собрала. Да вы оденьтесь, оденьтесь. У нас ванная комната есть, - предложила мама.
Но женщина отклонила предложение:
- Детки меня ждут. Мне бы деньжонок сколько-нибудь. - А мама уже вынимала сложенную в четыре раза тридцатку. - Спасибо, век вашу доброту не забуду, - поблагодарила женшина скороговоркой, и мама закрыла за ней дверь.
Потом, собирая с полу разбросанные вещи, мама говорила мне в некотором недоумении:
- А штаны сразу могла бы надеть, правда?
Я не сразу ответила, потому что мне кое-что надо было обдумать и понять.
- Штаны холодные, - сообразила я наконец, - а ковер теплый.
Было солнечно и снежно, с детьми в такую погоду полагалось гулять.
- Может, погуляешь сама под окошечком? - извиняющимся голосом предложила мама, кося на свои таблицы.
Я согласилась великодушно. Мама бросила в меня ворохом шерстяной одежды - кофтами, рейтузами, варежками и носочками. Меня снарядили, подвязали поясом желтую плюшевую шубу, сшитую бабушкой из старого покрывала, желтую шапку из того же самого покрывала застегнули под подбородком, дали лопату и синее ведрецо и вывели на лестницу. Прямо перед нашей дверью лежала разворошенная куча маминых вещей. И бедные отвергнутые трико лежали сверху.
- Ой, что же это. - пролепетала моя маленькая мамочка.
- Я же тебе говорю, штаны-то холодные, а ковер теплый. - все пыталась я объяснить маме положение вещей.
- Да какой ковер? - наконец услышала меня мама.
- Тот, что на сундуке лежал. Она его на себя надела, - объяснила я несмышленой маме.
И тогда мама вдруг всплеснула руками и захохотала:
- Ой, что же я наделала! Ну, Цветкова меня убьет.
Моя мама была биохимиком, и любовь ее к восхитительно стеклянной науке происходила, вероятно, из того же милого женского корня, откуда произрастает любовь к стряпне. Как мне нравилось в детстве бывать в маминой лаборатории, разглядывать на высоких столах штабеля пробирок с разноцветными растворами, стройные, с птичьими носами бюретки, толстые темные бутыли. И как же ловко мама управлялась со всем этим сверкающим стеклом. Готовила мама тоже преотлично. И соуса, и пироги, и кремы. Дался же мне этот перловый суп! Не так уж часто мама его варила. Но в тот день был как раз перловый.
С колючим шарфом на шее я сидела в кухне на маленькой скамеечке и смотрела, как мама что-то химичит. Еше две соседки копошились у своих столов, мелко гремели посудой, звякали ножами.
И тут в кухню вошла Надежда Ивановна. Странная была старуха, вся в разноцветных заплатах. И на одном глазу, тоже вроде неуместной заплаты, сидело бельмо. Молча потянула она маму за рукав, и мама, бросив морковку и вытирая на ходу руки, мелкой своей походочкой пошла за ней, встревоженно спрашивая:
- Что? Что? С Ниной?
Нина была дочь Надежды Ивановны, взрослая девушка, тяжелая сердечница с ракушечными голубыми ногтями и синими губами, плохо закрашенными красной помадой.
Я было двинулась за мамой, но она почти грубо махнула мне рукой:
И я осталась сидеть, обиженно перебирая кисточки кусачего шарфа. Соседки, на минуту оторвавшись от хозяйства, снова застучали и загремели. Потом одна ушла со стопкой чистых тарелок, а вторая пошла отвечать по телефону, который был привинчен к стене в другом конце коридора.
Я сидела довольно долго, успела сплести все кисточки в одну перепутанную косичку.
А потом мама и Надежда Ивановна вернулись. Что-то переменилось. Они шли медленно. Мама, взявши соседку за плечо, усадила ее на табурет. Лицо Надежды Ивановны было неподвижное, белое, казалось, что у нее не одно бельмо, а два. В руке она держала картонный футляр от градусника. Мама ей тихо говорила:
- Мы сейчас валерьянки. валерьяночки. Надежда Ивановна.
- А если "скорую", так ведь увезут. - не меняя неподвижного лица, говорила соседка. И совсем невпопад: - А я думаю, спит-то как спокойно.
- Сейчас, сейчас. Позвоним. все сделаем, Надежда Ивановна, торопливо говорила мама, громко капая в рюмку.
А соседка в коридоре кричала в телефон:
- Это тебе не отдел снабжения, Шура, ты имей в виду. Пусть заявку пишет, от меня не дождетесь!
Надежда Ивановна отвела мамину руку с протянутой рюмочкой и с лицом, как будто вдруг проснувшимся, сказала маме:
- Марина Борисовна, налей-ка ты мне тарелку супчику.
Мама заметалась, вытащила из-под меня скамеечку, потому что красивые тарелки стояли на верхней полке и она до них не доставала. Налила в белую фаянсовую тарелку с выпуклыми квадратиками по краю серебристого и переливчатого перлового супа, поставила тарелку на край кухонного стола. Вытерла серебряную ложку с тонким черенком свежим полотенцем и подала соседке.
- И ты поешь со мной, Марина Борисовна, - попросила Надежда Ивановна, и мама протерла еше одну ложку и, придвинув вторую табуретку, села рядом с одноглазой старухой и запустила ложку в ту же самую тарелку.
Мне очень хотелось сказать этой старухе, что мамочка моя никакая не Марина, что ее зовут Мириам, но сказать я не могла ничего, потому что они ели из одной тарелки, и слезы текли по лицу Надежды Ивановны, и не только из живого, но и из белого, неживого глаза, и по маминому лицу тоже текли слезы.
- Вкусный ты суп варишь, Марина Борисовна, - сказала Надежда Ивановна. - И чего ты в него ложишь?
Она последний раз облизнула ложку и положила ее рядом с тарелкой:
- Спасибо тебе. Отмучилась моя доченька.
. Давно никого нет. Нины. Надежды Ивановны. Мамы уже двадцать лет как нет. И перловый суп я никогда не варю.
Рассказ Людмилы Евгеньевны Улицкой "Перловый суп" - это восприятие череды событий, людей, их взаимоотношений, существовавших во времена сталинских репрессий, глазами четырехлетней девочки. Каждая ее встреча с героями произведения, знакомство с их нелегкой судьбой производило глубокое впечатление.
Напряженные переживания в душе ребенка нарастали после очередного события от неприкрытой правдивой реальности того трудного времени.
Познание мира, характеров, условий существования людей происходило благодаря матери девочки - Наталье Борисовне. Из рук чуткой, доброй женщины суп из перловки стал любимым угощением для бездомных, бедных людей, переживших смерть близких, обманщиков.
Чувство страха и неприязни возникали у девочки при встрече с нищими под лестницей, когда по просьбе матери она уносила им суп из этой недорогой крупы. В сравнении с доброй, отзывчивой, внешне привлекательной женщиной особенно ярко подчеркивается положение тех людей, кто остался без крыши над головой, вынужден голодать.
Женщина, представившаяся погорельцем, поразила маленькую героиню не только безобразным внешним видом, но и поведением, в результате чего после ее ухода обнаружилась пропажа вещи.
Третий эпизод связан со смертью дочери пожилой соседки, которая за поддержкой обращается к Марине Борисовне. Разделив на двоих тарелку перлового супа, она таким образом вновь пытается поддержать в трудную минуту. Умение быть заботливой, проявлять сочувствие чужому горю - неотъемлемые черты характера Натальи Борисовны, которые с детства сохранились в памяти ее дочери.
Бедственная жизненная ситуация, в которой оказались люди не по своей воле - не должна становится поводом для жестокого, бесчеловечного отношения. Рассказ учит проявлять милосердие к любому нуждающемуся, сохранять человеческое достоинство в трудные минуты.
Можете использовать этот текст для читательского дневника
Улицкая. Все произведения
- Бедные родственники
- Бумажная победа
- Дочь Бухары
- Зеленый шатер
- Казус Кукоцкого
- Капустное чудо
- Медея и ее дети
- Перловый суп
- Пиковая дама
- Сонечка
Перловый суп. Картинка к рассказу
Сейчас читают
Главный герой произведения Чика был сильно расстроен. Акакий Македонович, преподаватель русского и литературы, попросил его привести к нему одного из родителей. Учитель сочинял стихи по грамматическим правилам
Роман повествует нам о приключениях солдата, который ушел в отставку причине своего бестолкового поведения. В самом начале произведения мы видим, что политические события, происходящие в Праге в 1941 году
Человек, от лица которого написана поэма, чувствует себя очень плохо. Он не знает, что является причиной его боли: разбушевавшийся ветер или, быть может, вино. Он испытывает странные ощущения
Ник Каррауэй родом из богатой семьи. По возвращению с войны решил заняться кредитным делом и поехал в Нью-Йорк. Ник снял дом в Уэст-Эгге. На другом конце пролива живет Дэзи – его кузина. С её мужем, Томом Бьюкенненом
В своем романе «Эмиль, или воспитание», Руссо изложил теорию воспитания ребенка. В книге он описал особенности формирования физического, морального и умственного воспитания ребенка на разных этапах его развития.
Разделы: Литература
- доказать, что тема маленького человека, столь актуальная в классической литературе, нашла свое продолжение и в современной литературе;
- создать условия для формирования у учащихся интереса к чтению произведений Людмилы Улицкой, для рождения вопросов о смысле жизни;
- обучать анализу эпизода и всего текста, интерпретации текста;
- помочь выявлению чувства, которое возникает после прочтения текста;
- показать личное восприятие текста.
- формировать умение мыслить, делать самостоятельные выводы;
- использовать теоретико-литературные понятия.
- воспитывать у учащихся любовь к человеку, доброту, благородство;
- развивать чувство милосердия.
Оборудование:
Сборник рассказов Л. Улицкой, словарь С.И. Ожегова «Словарь русского языка»(толковый), сочинения учащихся (анализ эпизода - инд. задание), гитара (для исполнения песни Б.Окуджава «Молитва»).
Блаженны милостивые…
Из Библии.
Вступительное слово учителя.
Во все времена литература решала вопросы: что есть человек и каково его место в жизни? Литература не отражение катаклизмов эпохи, а лишь проекция на внутренний мир человека. Русскую словесность всегда интересовали проблемы человечности, совести, сострадания.
А если человек не относится к «сливкам» общества, разве не достоин он внимания, разве меньше болит его душа, когда беда входит в дом?
Тема маленького человека не нова в литературе. Кто может остаться равнодушным к горю Самсона Вырина, героя повести А.С. Пушкина «Станционный смотритель»? Или к беде Ионы, героя рассказа А.П.Чехова «Тоска». Вспомним это произведение.
УЧЕНИК (индив. задание)
Рассказ А.П.Чехова небольшой (всего 4стр.), и охватывает он жизнь человека длиной в полдня. Сюжет прост. У извозчика умер сын, которому бы жить да жить. Отцу некому излить горе. Кругом много «бегущих людей». Он подвозит одних, других, пытается заговорить с ними о сыне, но слышит безразличное суждение: «Все помрем». «Глаза Ионы тревожно и мученически бегают по толпам, снующим по обе стороны улицы: не найдется ли из этих тысяч людей хоть один, который выслушал бы его? Но толпы бегут, не замечая ни его, ни тоски. Тоска громадная, не знающая границ. Лопни грудь - и вылейся из нее тоска, так она бы, кажется, весь свет залила!»
Но что стоит хоть кому-нибудь выслушать его! Где же оно, человеческое сострадание?
УЧИТЕЛЬ
А сейчас обратимся к литературе 20 века. Страшная правда о маленьком человеке, заброшенном в последние круги ада, звучит со страниц драмы М, Горького «На дне». Можно ли остаться равнодушным к судьбе униженных и раздавленных жизнью людей?
Не менее трагична судьба лирической героини поэмы А. Ахматовой «Реквием». Маленькая женщина осталась одна со своей бедой в страшном мире разочарований. Главная мысль поэмы - выражение горя, горя беспредельного. Страдания народа и лирической героини сливаются.
Узнала я, как опадают лица,
Как из-под век выглядывает страх,
Как клинописи жесткие страницы
Страдание выводят на щеках.
Тема маленького человека нашла свое отражение и в современной литературе. Одним из ярких писателей, говорящих об отчаянии и боли при виде разложения нравов общества 21 века, является Людмила Улицкая.
УЧЕНИК (инд. задание)
Людмила Евгеньевна Улицкая - прозаик, сценарист кино и телевидения, чьи книги переведены на 17 языков, обладательница престижной Букеровской премии 2001г. Родилась она в Башкирии, окончила биологический факультет МГУ. Первые ее рассказы появились в журналах в конце 80-х годов прошлого века. Получили широкую популярность ее романы: «Казус Кукоцкого», «Медея и ее дети», повести: «Сонечка», «Веселые похороны».
УЧИТЕЛЬ
Сегодня вашему вниманию будут предложны два рассказа Людмилы Улицкой: «Народ избранный» и «Перловый суп». Это рассказы- притчи. А что характерно для притч?
(Притча- это иносказательный рассказ с нравоучением.)
Нашу беседу по рассказу Л, Улицкой «Народ избранный» я хочу предварить вопросом: «Чего боится каждый человек?» (Смерти, одиночества, предательства, болезни).
В рассказе «Народ избранный» воплощены все названные вами страхи. Подумайте над названием рассказа.
(Избранный - значит лучший, отличный)
Каких людей мы обычно называем избранными?
А какие люди названы Л. Улицкой «избранными»?
Какой художественный прием использует автор в названии и для чего?
Какое определение вы бы дали слову «народ» в рассказе Л.Улицкой?
Почему же автор назвал этих людей «избранными»?
Вспомним описание внешности и историю жизни главной героини Зиночки
Вызывает ли описание внешности Зиночки сочувствие у вас?
А как вы понимаете значение слов: «сочувствие», «милосердие»?
УЧЕНИКИ читают мини-сочинения «Сочувствие и милосердие. Что это?» (инд. задание).
А почему мать Зиночки дала перед смертью дочери необычное напутствие?
Почему Зиночка надевает лучшую одежду, отправляясь просить милостыню?
Почему Зине «не подали» в первый день?
Кто первый протянул Зине копеечку?
Почему женщине было все равно, что ответила Зиночка в благодарность за подаяние? Что для нее было важно?
Как отнеслись к Зиночке нищие, стоящие у храма?
Опишите внешность и речь нищих.
А почему нищие ведут себя так грубо по отношению к Зиночке, не сочувствуют ей?
Вспомните слова Кати о двух категориях нищих.
А кто такая Катя Рыжая? Опишите ее внешность и историю жизни.
А почему именно она заступилась за Зиночку?
Вспомните историю, которую рассказала Катя Зиночке о двух монахинях.
УЧЕНИЦА
Выразительное чтение истории о двух монахинях под музыку (инд. зад.)
УЧИТЕЛЬ
Группа ребят готовила дома анализ эпизода «Две монахини» (Учащийся читает анализ эпизода о двух монахинях, тема которого - высокое предназначение человека)
А теперь наступил момент обратиться к эпиграфу. Как вы понимаете эти слова?
(Блаженный - в высшей степени счастливый; юродивый.
Милостивый - выражающий милость).
Учащиеся делают вывод: счастлив тот, кто способен на добрые, милосердные поступки.
УЧИТЕЛЬ
Все мы в этой жизни имеем предназначение, и жить мы должны по заповедям Божьим
(Заповеди написаны на доске).
Как вы думаете, каков смысл финала рассказа, т.е. сон Зиночки? (Уход от реальной, страшной жизни, надежда на лучшее)
ИТОГ
Этот рассказ не только о «народе избранном», но и обо всех нас. Ведь мы не рождаемся для страданий и боли. Все достойны того, чтобы быть счастливыми, здоровыми, любимыми, успешными и благополучными. Только в жизни все складывается по-разному. Даже самому счастливому человеку дано познать; одиночество ,болезни, страдания и смерть. Часто для того, чтобы жить, требуется огромное мужество. Высшая мудрость, по мнению Улицкой, и состоит в том, чтобы научиться верить в лучшее, уметь смиряться с неизбежными обстоятельствами, не завидовать чужому счастью, а быть счастливым самому, несмотря ни на какие невзгоды.
У Булата Окуджава есть замечательная песня «Молитва».
Тема нашего разговора и песни перекликаются
Учащиеся исполняют песню «Молитва» под гитару.
УЧИТЕЛЬ
Порой мир похож на кривое зеркало. И то, что человеку кажется правдивым, истинным, на самом деле оказывается обратной стороной медали.
Обратимся к произведению Л. Улицкой «Перловый суп». Какова особенность композиции этого произведения? (Это рассказ в рассказе.)
Перед главной героиней проходят картины ее детства. Уже поседевшей женщине не дают покоя воспоминания, связанные с жизнью в родительском доме.
А почему повествование представлено от первого лица и глазами ребенка?
Ребята, вы знаете, что в названии кроется важная составляющая часть идеи произведения. Как вы понимаете название данного рассказа?
(Перловый суп - значит приготовленный из перловки, т.е. ячменя, самой дешевой крупы.)
Чем был перловый суп для героев рассказа?
(Суп был не только едой, он был проверкой на человечность)
Простая, дешевая крупа в умелых руках Марины Борисовны превращалась в лучшее кулинарное блюдо, которое любили все, особенно соседи по коммуналке . Докажите эту мысль текстом.
Скажите, почему Марина Борисовна поручила маленькой дочери отнести перловый суп в коморку к нищим? Опишите нищих (внешность, речь, поведение ). На каком художественном приеме построено описание внешности Марины Борисовны и нищих? Для чего это сделал автор? А как Марина Борисовна относится к нищим?
Прочитайте эпизод разговора о том, как и куда исчезли нищие. Как вы думаете, какой смысл вкладывает автор в слова: « Город к празднику почистили»?
Композиционно рассказ делится на две части . Расскажите, какими чертами характера наделил автор нищих в первой части?
(Они тихие, безропотные, но с чувством собственного достоинства)
Какое чувство они вызывают у вас?
Перед нами вторая часть рассказа. И вновь перловый суп является проверкой героев на человечность.
Вспомните историю, связанную с Надеждой Ивановной. Какое горе пережила Надежда Ивановна?
Почему в столь тяжелую минуту Надежда Ивановна просит налить перловый суп? Почему женщины едят из одной тарелки? (Сочувствие, сопереживание)
Во второй части рассказа есть описание еще одного события, к которому вы, наверное, не остались равнодушны. Опишите героиню, которая однажды постучалась в дверь коммунальной квартиры.
Какое впечатление произвело на вас описание этой женщины? (Омерзение, презрение)
Опишите речь нищей.
И опять перловый суп стал проверкой на человечность
Опишите, как нищая ела перловый суп. А была ли она голодна?
А почему нищая не надела подаренные штаны на голое тело, ведь на улице было холодно?
А что ей надо было?
А как нищая поступила с вещами, которые ей подарила Марина Борисовна?
И это «благодарность» за добро, за гостеприимство.
А почему именно эти эпизоды из жизни врезались в память героини рассказа?
УЧИТЕЛЬ
Девочка увидела реальную жизнь без прикрас. Говорят, что языком ребенка глаголет истина. Девочка поняла, что люди, окружающие ее, могут быть унижены своим социальным положением, но при этом они сохраняют человеческое достоинство, умеют быть благодарными. Другие - такие, как попрошайка, злые, алчные, нечистые на руку, наглые. На добро они отвечают злом. Третьи - такие, как Марина Борисовна, способны сочувствовать горю любого человека, способны протянуть руку помощи в любую минуту. И во всех этих эпизодах проверкой на человечность стал перловый суп из самой дешевой крупы
ИТОГ
Ребята, сегодня вы открыли для себя новое имя в литературе - это Людмила Улицкая. Каждый рассказ Л, Улицкой – это открытие. Какое же открытие сделали вы для себя, прочитав рассказы-притчи этой замечательной писательницы?
Об этом вы должны написать в сочинении-эссе «Открытие писателя» (Домашнее сочинение)
Читайте также: