Я вздохнул и разрезал второй пирог
Обновлено: 04.05.2024
0 comments
- 966
- 23
- Email Pinterest Reddit Tumblr Пожаловаться
- Копировать
- 592
- 7
- Email Pinterest Reddit Tumblr Пожаловаться
- Копировать
- 923
- 38
- Email Pinterest Reddit Tumblr Пожаловаться
- Копировать
- 1.7K
- 22
- Email Pinterest Reddit Tumblr Пожаловаться
- Копировать
- 1.2K
- 111
- Email Pinterest Reddit Tumblr Пожаловаться
- Копировать
- 388
- 13
- Email Pinterest Reddit Tumblr Пожаловаться
- Копировать
- 672
- 9
- Email Pinterest Reddit Tumblr Пожаловаться
- Копировать
- 961
- 31
- Email Pinterest Reddit Tumblr Пожаловаться
- Копировать
- 579
- 10
- Email Pinterest Reddit Tumblr Пожаловаться
- Копировать
- 619
- 9
- Email Pinterest Reddit Tumblr Пожаловаться
- Копировать
- 1.5K
- 33
- Email Pinterest Reddit Tumblr Пожаловаться
- Копировать
- 332
- 3
- Email Pinterest Reddit Tumblr Пожаловаться
- Копировать
- 690
- 36
- Email Pinterest Reddit Tumblr Пожаловаться
- Копировать
- 338
- 3
- Email Pinterest Reddit Tumblr Пожаловаться
- Копировать
- 2.5K
- 24
- Email Pinterest Reddit Tumblr Пожаловаться
- Копировать
- 1.1K
- 13
- Email Pinterest Reddit Tumblr Пожаловаться
- Копировать
- 332
- 7
- Email Pinterest Reddit Tumblr Пожаловаться
- Копировать
- 633
- 6
- Email Pinterest Reddit Tumblr Пожаловаться
- Копировать
посмотрите еще
- конфиденциальность
- условия
- © АйДаПрикол 2021
подпишись на АйДаПрикол
Используя АйДаПрикол, вы соглашаетесь с нашей политикой конфиденциальности. Мы и наши партнеры работаем по всему миру и используем файлы cookie, в том числе для аналитики.
Плагин АйДаПрикол научит ваш телефон улыбаться
- App Store
- Google Play
- Нет, спасибо
получить приложение АйДаПрикол, чтобы жарить их
- App Store
- Google Play
- Нет, спасибо
Все вопросы, связанные с контентом, будут решены здесь.
После того, как будет представлена вся необходимая информация:
Privacy notice
For a list of the categories of personal information that we collect from you and how we use that information, please review АйДаПрикол’s privacy policy
Приваловские миллионы. Хлеб
Д. Н. Мамин-Сибиряк и его роман «Приваловские миллионы»
На склоне лет, размышляя о своем месте в русской литературе, Д. Н. Мамин-Сибиряк ставил себе в заслугу, что он показал читателю Урал своего времени, с его особенной красотой, неисчислимыми богатствами, вложил в свои произведения любовь к обездоленному люду, преклонение перед его мудростью и творческими силами.
Современники писателя отдавали должное его яркому своеобразному дарованию. А. Чехов отмечал, что герои рассказов Мамина-Сибиряка – это сильные, цепкие, устойчивые люди, а слова у него – живые, настоящие, услышанные в народе, а не вычитанные из словарей, как это случается у иных литераторов.
М. Горький признавал, что книги Мамина-Сибиряка помогли ему глубже полюбить русский народ и русский язык. С. Елпатьевский, врач и писатель, близкий Чехову, лечивший Толстого, писал, что Мамин-Сибиряк выявил то новое, что забрезжило на Урале после отмены крепостного права и появления капитализма, – духовную и бытовую эволюцию, пережитую Уралом вместе со всей Россией, возникновение новых типов и нового уклада жизни.
В книге «Развитие капитализма в России» В. И. Ленин писал о Мамине-Сибиряке: «В произведениях этого писателя рельефно выступает особый быт Урала, близкий к дореформенному, с бесправием, темнотой и приниженностью привязанного к заводам населения, с „добросовестным ребяческим развратом“ „господ“, с отсутствием того среднего слоя людей (разночинцев, интеллигенции), который так характерен для капиталистического развития всех стран, не исключая и России». [1]
Газета «Правда» 3 ноября 1912 года, отдавая дань уважения скончавшемуся писателю, высоко оценивала его литературное наследие: «Умер талантливый, сердечный писатель, под пером которого оживали страницы прошлого». И далее, противопоставляя реалистическое направление творчества Мамина-Сибиряка главенствовавшему в ту пору модернистскому, продолжала: «Нарождается новый читатель и новый критик, которые с уважением поставят твое имя на то место, которое ты заслужил в истории русской общественности».
Таким образом, передовая мысль того времени уже тогда высоко оценивала творчество Мамина-Сибиряка и верно определила его место в литературе и идеологии.
Роман «Приваловские миллионы» впервые был опубликован в 1883 году в демократическом журнале «Дело». Чтобы глубже понять и оценить художественное и социальное достоинство романа, следует обратиться к житейской и творческой биографии писателя.
Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк родился 25 октября 1852 года.
«Мое детство прошло в далекой глуши Уральских гор, захватив последние годы сурового крепостного режима, окрашенного специально заводской жестокостью», – вспоминал писатель.
Его отец, Наркис Матвеевич, окончивший Пермскую духовную семинарию, женился на дочери дьякона Анне Семеновне Степановой. Сначала они поселились в селе Егва неподалеку от Кудымкара, но через короткое время переехали в небольшой рабочий поселок Висимо-Шайтанск на Среднем Урале, где Наркис Матвеевич получил церковный приход.
Заводской поселок Висимо-Шайтанск, расположенный в сорока верстах от Нижнего Тагила, стоял на самом водоразделе Европы и Азии Возникший в 1741 году, он принадлежал Демидову Полуторатысячное население было занято в цехах металлургического завода, на горных работах, перевозках металла, сырья. Здесь Мамины прожили двадцать пять лет, тут родились у них четверо детей – Николай, Дмитрий, Владимир, Елизавета.
Супруги Мамины, при скромном достатке, почти равном среднему заработку рабочих завода у Демидова, жили дружно и счастливо Наркис Матвеевич заметно выделялся среди других священнослужителей образованностью, широтой взглядов, искренним желанием облегчить нужды своих прихожан, стремлением просветить народ. Он сумел привить жене любовь к знаниям, литературе. Они следили за текущей передовой мыслью того времени, читали демократические журналы «Современник», «Дело». В домашней библиотеке стояли томики многих русских писателей: Гоголя, Карамзина, Пушкина, Жуковского, Загоскина, Бестужева-Марлинского, Кольцова, Некрасова, Крылова, Гончарова… Отец писателя организовал в поселке школу, где супруги безвозмездно учили детей заводских рабочих. При школе они создали небольшую библиотеку. «Отец, конечно, знал свой приход, особенно горе и бедность своей паствы. В нашем доме, как в центре, сосредоточивались все беды, напасти и страдания», – вспоминал писатель.
Картины заводской жизни, тяжкого труда, бедности и нищеты населения, лишенного каких-либо прав, да вдобавок ко всему находившегося под неусыпным наблюдением надзирателей, с ранних лет запечатлелись в душе маленького Дмитрия.
Его товарищами, с которыми он проводил время в играх, на рыбалке, в тайге, были дети мастерового люда. С ними он сидел за одним столом в школе отца. Мамины надеялись дать детям гимназическое образование, но увы… Оплатить обучение двух старших сыновей им оказалось не по средствам. Пришлось смириться, отдать Николая и Дмитрия в Екатеринбургское духовное училище, где они, как дети священника, могли учиться бесплатно. Наркис Матвеевич и Анна Семеновна тяжело переживали это.
Два года пребывания в духовном училище оставили у Дмитрия тяжкие воспоминания Он столкнулся с самыми темными сторонами бурсацкой жизни: грубостью, кулачными расправами, голодовкой Царили схоластика и зубрежка. Екатеринбургское училище, по признанию Мамина-Сибиряка, не дало ничего его уму, в течение двух Лет он не прочитал ни единой светской книги.
Шестнадцати лет Дмитрий Наркисович поступил в Пермскую духовную семинарию, где пробыл четыре года.
Режим в семинарии отличался от атмосферы духовного училища. Сюда проникали передовые идейные веяния того времени. Властителем дум семинаристов был Д. Писарев. Стали доступными книги материалистического направления. Появились товарищи, которые, как и он, серьезно задумывались над выбором пути, о необходимости найти свое место в жизни. К семинарским годам относятся первые литературные опыты будущего писателя.
В августе 1872 года Мамин поступил в Медико-хирургическую академию в Петербурге. Через четыре года он перешел на юридический факультет университета. В столице недавний семинарист оказался в гуще идейных исканий тогдашнего молодого поколения. Семидесятые годы, отмеченные нарастанием революционно-освободительного движения, направленного на борьбу с самодержавием, захватили его полностью. Он стал свидетелем крупнейших политических событий, процессов над молодыми революционерами, среди которых были и его товарищи по академии, проводившие революционную пропаганду среди крестьян и рабочих.
Жизнь в Петербурге сложилась для Мамина чрезвычайно тяжело. Мать и отец бедствовали сами и не могли оказать ему существенной помощи, он нередко вынужден был голодать, не всегда успевал вносить плату за обучение. Это побудило Мамина, в ущерб занятиям, взяться за репортерство. Следующим шагом стала литературная работа для небольших расхожих журнальчиков. Мамин опубликовал, не подписываясь, несколько рассказов, невысоких по художественным достоинствам, но любопытных попытками отразить свои уральские наблюдения. В «Журнале русских переводных романов и путешествий», а затем и отдельной книгой с заманчивым названием «В водовороте страстей» появился объемистый роман, подписанный псевдонимом – Е. Томский. Это было крайне мелодраматическое сочинение, в котором описывалась жизнь заводских людей, явно рассчитанное на нетребовательного читателя, созданное ради заработка. Первые публикации «безымянного периода» были пробой сил начинающего литератора. Мамин не боялся признаться, что все это было написано на скорую руку ради денег, лишь бы угодить заказчикам-издателям чисто коммерческих дешевых изданий. Но и эти мизерные заработки не могли спасти молодого писателя от нищеты и голода.
Стихи, которые мы знаем и любим с детства, с удовольствием прочитаем детям, выучите с ребенком полюбившийся отрывок или всё стихотворение.
Я. Гернет, Д. Хармс
Очень-очень вкусный пирог.
Я захотел устроить бал,
И я гостей к себе позвал.
Купил муку, купил творог,
Испек рассыпчатый пирог.
Пирог, ножи и вилки тут -
Но что-то гости не идут.
Я ждал, пока хватило сил,
Потом кусочек отломил.
Потом подвинул стул и сел
И весь пирог в минуту съел.
Когда же гости подошли,
То даже крошек не нашли.
Сергей Михалков
А ЧТО У ВАС?
Кто на лавочке сидел,
Кто на улицу глядел,
Николай ногой качал.
Дело было вечером,
Делать было нечего.
Галка села на заборе,
Кот забрался на чердак.
Тут сказал ребятам Боря
- А у меня в кармане гвоздь!
- А у нас сегодня гость!
- А у нас сегодня кошка
Родила вчера котят.
Котята выросли немножко,
А есть из блюдца не хотят!
- А у нас в квартире газ!
- А у нас водопровод!
- А из нашего окна
Площадь Красная видна!
А из вашего окошка
Только улица немножко.
- Мы гуляли по Неглинной,
Заходили на бульвар,
Нам купили синий-синий
Презеленый красный шар!
- А у нас огонь погас -
Грузовик привез дрова -
А в-четвертых - наша мама
Отправляется в полет,
Потому что наша мама
С лесенки ответил Вова:
Вот у Коли, например,
А у Толи и у Веры
Обе мамы - инженеры!
А у Левы мама - повар!
- Всех важней,- сказала Ната,-
Потому что до Зацепы
Водит мама два прицепа.
И спросила Нина тихо:
- Разве плохо быть портнихой?
Кто трусы ребятам шьет?
Ну, конечно, не пилот!
Летчик водит самолеты -
Это очень хорошо!
Повар делает компоты -
Это тоже хорошо.
Доктор лечит нас от кори,
Есть учительница в школе.
Мамы разные нужны,
Мамы разные важны.
Дело было вечером,
Спорить было нечего.
Сергей Михалков
КОТЯТА
Вы послушайте, ребята,
Я хочу вам рассказать;
Родились у нас котята -
Их по счету ровно пять.
Мы решали, мы гадали:
Как же нам котят назвать?
Наконец мы их назвали:
Раз, Два, Три, Четыре, Пять.
Раз - котенок самый белый,
Два - котенок самый смелый,
Три - котенок самый умный,
А Четыре - самый шумный.
Пять - похож на Три и Два -
Тот же хвост и голова,
То же пятнышко на спинке,
Так же спит весь день в корзинке.
Хороши у нас котята -
Раз, Два, Три, Четыре, Пять!
Заходите к нам, ребята,
Посмотреть и посчитать.
| Вложение | Размер |
|---|---|
| dokument_microsoft_word_6.docx | 15.46 КБ |
Предварительный просмотр:
Я. Гернет, Д. Хармс
Очень-очень вкусный пирог.
Я захотел устроить бал,
И я гостей к себе позвал.
Купил муку, купил творог,
Испек рассыпчатый пирог.
Пирог, ножи и вилки тут -
Но что-то гости не идут.
Я ждал, пока хватило сил,
Потом кусочек отломил.
Потом подвинул стул и сел
И весь пирог в минуту съел.
Когда же гости подошли,
То даже крошек не нашли.
Кто на лавочке сидел,
Кто на улицу глядел,
Николай ногой качал.
Дело было вечером,
Делать было нечего.
Галка села на заборе,
Кот забрался на чердак.
Тут сказал ребятам Боря
- А у меня в кармане гвоздь!
- А у нас сегодня гость!
- А у нас сегодня кошка
Родила вчера котят.
Котята выросли немножко,
А есть из блюдца не хотят!
- А у нас в квартире газ!
- А у нас водопровод!
- А из нашего окна
Площадь Красная видна!
А из вашего окошка
Только улица немножко.
- Мы гуляли по Неглинной,
Заходили на бульвар,
Нам купили синий-синий
Презеленый красный шар!
- А у нас огонь погас -
Грузовик привез дрова -
А в-четвертых - наша мама
Отправляется в полет,
Потому что наша мама
С лесенки ответил Вова:
Вот у Коли, например,
А у Толи и у Веры
Обе мамы - инженеры!
А у Левы мама - повар!
- Всех важней,- сказала Ната,-
Потому что до Зацепы
Водит мама два прицепа.
И спросила Нина тихо:
- Разве плохо быть портнихой?
Кто трусы ребятам шьет?
Ну, конечно, не пилот!
Летчик водит самолеты -
Это очень хорошо!
Повар делает компоты -
Это тоже хорошо.
Доктор лечит нас от кори,
Есть учительница в школе.
Мамы разные нужны,
Мамы разные важны.
Дело было вечером,
Спорить было нечего.
Вы послушайте, ребята,
Я хочу вам рассказать;
Родились у нас котята -
Их по счету ровно пять.
Мы решали, мы гадали:
Как же нам котят назвать?
Наконец мы их назвали:
Раз, Два, Три, Четыре, Пять.
Раз - котенок самый белый,
Два - котенок самый смелый,
Три - котенок самый умный,
А Четыре - самый шумный.
Пять - похож на Три и Два -
Тот же хвост и голова,
То же пятнышко на спинке,
Так же спит весь день в корзинке.
Хороши у нас котята -
Раз, Два, Три, Четыре, Пять!
Заходите к нам, ребята,
Посмотреть и посчитать.
По теме: методические разработки, презентации и конспекты
В представленном материале содержится информация о значении заучивания стихов для общеречевого развития детей, приемы лучшего запоминаня, приводятся примеры стихотворений для дошкольников.
Рекомендация для родителей:"Учим стихи вместе с детьми".
Стихи и потешки позволяют развивать память ребёнка,закрепляют в речи новые слова.Заучивая стихи,не огорчайтесь,если ребёнок не запоминает их быстро.Сначала прочитайте ребёнку всё стихотворение.Читайте.
Эта информация очень полезна в работе с родителями, также может станет помощником в работе воспитателей.
Консультация для родителей. Тема: «Как учить стихи».
Воспитатель даёт родителям советы, как правильно заучивать с детьми стихотворения.
Учим стихи по мнемотаблицам "Колючие стихи "
Презентация содержит текстовый материал для заучивания с помощью мнемотаблиц.
Учимся учить стихи……
Консультация для родителей.
Мнемотаблицы стихов. Учим стихи легко и быстро
Челкаш махнул рукой, плюнул и принялся грести, далеко назад забрасывая весла своими длинными руками.
Море проснулось. Оно играло маленькими волнами, рождая их, украшая бахромой пены, сталкивая друг с другом и разбивая в мелкую пыль. Пена, тая, шипела и вздыхала, - и все кругом было заполнено музыкальным шумом и плеском. Тьма как бы стала живее.
- Ну, скажи мне, - заговорил Челкаш, - придешь ты в деревню, женишься, начнешь землю копать, хлеб сеять, жена детей народит, кормов не будет хватать; ну, будешь ты всю жизнь из кожи лезть… Ну, и что? Много в этом смаку?
- Какой уж смак! - робко и вздрагивая ответил Гаврила.
Кое-где ветер прорывал тучи, и из разрывов смотрели голубые кусочки неба с одной-двумя звездочками на них. Отраженные играющим морем, эти звездочки прыгали по волнам, то исчезая, то вновь блестя.
- Правее держи! - сказал Челкаш. - Скоро уж приедем. Н-да. Кончили. Работка важная! Вот видишь как. Ночь одна - и полтысячи я тяпнул!
- Полтысячи?! - недоверчиво протянул Гаврила, но сейчас же испугался и быстро спросил, толкая ногой тюки в лодке: - А это что же будет за вещь?
- Это - дорогая вещь. Всё-то, коли по цене продать, так и за тысячу хватит. Ну, я не дорожусь… Ловко?
- Н-да-а. - вопросительно протянул Гаврила. - Кабы мне так-то вот! - вздохнул он, сразу вспомнив деревню, убогое хозяйство, свою мать и все то далекое, родное, ради чего он ходил на работу, ради чего так измучился в эту ночь. Его охватила волна воспоминаний о своей деревеньке, сбегавшей по крутой горе вниз, к речке, скрытой в роще берез, ветел, рябин, черемухи… - Эх, важно бы. - грустно вздохнул он.
- Н-да. Я думаю, ты бы сейчас по чугунке домой… Уж и полюбили бы тебя девки дома, а-ах как. Любую бери! Дом бы себе сгрохал - ну, для дома денег, положим, маловато…
- Это верно… для дому нехватка. У нас дорог лес-то.
- Ну что ж? Старый бы поправил. Лошадь как? есть?
- Лошадь? Она и есть, да больно стара, черт.
- Ну, значит, лошадь. Ха-арошую лошадь! Корову… Овец… Птицы разной… А?
- Не говори. Ох ты, господи! вот уж пожил бы!
- Н-да, брат, житьишко было бы ничего себе… Я тоже понимаю толк в этом деле. Было когда-то свое гнездо… Отец-то был из первых богатеев в селе…
Челкаш греб медленно. Лодка колыхалась на волнах, шаловливо плескавшихся о ее борта, еле двигалась по темному морю, а оно играло все резвей и резвей. Двое людей мечтали, покачиваясь на воде и задумчиво поглядывая вокруг себя. Челкаш начал наводить Гаврилу на мысль о деревне, желая немного ободрить и успокоить его. Сначала он говорил, посмеиваясь себе в усы, но потом, подавая реплики собеседнику и напоминая ему о радостях крестьянской жизни, в которых сам давно разочаровался, забыл о них и вспоминал только теперь, - он постепенно увлекся и вместо того, чтобы расспрашивать парня о деревне и ее делах, незаметно для себя стал сам рассказывать ему:
- Главное в крестьянской жизни - это, брат, свобода! Хозяин ты есть сам себе. У тебя твой дом - грош ему цена, да он твой. У тебя земля своя - и того ее горсть, да она твоя! Король ты на своей земле. У тебя есть лицо… Ты можешь от всякого требовать уважения к себе… Так ли? - воодушевленно закончил Челкаш.
Гаврила глядел на него с любопытством и тоже воодушевлялся. Он во время этого разговора успел уже забыть, с кем имеет дело, и видел пред собой такого же крестьянина, как и сам он, прилепленного навеки к земле потом многих поколений, связанного с ней воспоминаниями детства, самовольно отлучившегося от нее и от забот о ней и понесшего за эту отлучку должное наказание.
- Это, брат, верно! Ах, как верно! Вот гляди-ка на себя, что ты теперь такое без земли? Землю, брат, как мать, не забудешь надолго.
Челкаш одумался… Он почувствовал это раздражающее жжение в груди, являвшееся всегда, чуть только его самолюбие - самолюбие бесшабашного удальца - бывало задето кем-либо, и особенно тем, кто не имел цены в его глазах.
- Замолол. - сказал он свирепо, - ты, может, думал, что я все это всерьез… Держи карман шире!
- Да чудак-человек. - снова оробел Гаврила. - Разве я про тебя говорю? Чай, таких-то, как ты, - много! Эх, сколько несчастного народу на свете. Шатающих…
- Садись, тюлень, в весла! - кратко скомандовал Челкаш, почему-то сдержав в себе целый поток горячей ругани, хлынувшей ему к горлу.
Они опять переменились местами, причем Челкаш, перелезая на корму через тюки, ощутил в себе острое желание дать Гавриле пинка, чтобы он слетел в воду.
Короткий разговор смолк, но теперь даже от молчания Гаврилы на Челкаша веяло деревней… Он вспоминал прошлое, забывая править лодкой, повернутой волнением и плывшей куда-то в море. Волны точно понимали, что эта лодка потеряла цель, и, все выше подбрасывая ее, легко играли ею, вспыхивая под веслами своим ласковым голубым огнем. А перед Челкашом быстро неслись картины прошлого, далекого прошлого, отделенного от настоящего целой стеной из одиннадцати лет босяцкой жизни. Он успел посмотреть себя ребенком, свою деревню, свою мать, краснощекую, пухлую женщину, с добрыми серыми глазами, отца - рыжебородого гиганта с суровым лицом; видел себя женихом и видел жену, черноглазую Анфису, с длинной косой, полную, мягкую, веселую, снова себя, красавцем, гвардейским солдатом; снова отца, уже седого и согнутого работой, и мать, морщинистую, осевшую к земле; посмотрел и картину встречи его деревней, когда он возвратился со службы; видел, как гордился перед всей деревней отец своим Григорием, усатым, здоровым солдатом, ловким красавцем… Память, этот бич несчастных, оживляет даже камни прошлого и даже в яд, выпитый некогда, подливает капли меда…
Челкаш чувствовал себя овеянным примиряющей, ласковой струей родного воздуха, донесшего с собой до его слуха и ласковые слова матери, и солидные речи истового крестьянина-отца, много забытых звуков и много сочного запаха матушки-земли, только что оттаявшей, только что вспаханной и только что покрытой изумрудным шелком озими… Он чувствовал себя одиноким, вырванным и выброшенным навсегда из того порядка жизни, в котором выработалась та кровь, что течет в его жилах.
- Эй! а куда же мы едем? - спросил вдруг Гаврила.
Челкаш дрогнул и оглянулся тревожным взором хищника.
- Ишь, черт занес. Гребни-ка погуще…
- Задумался? - улыбаясь, спросил Гаврила.
- Так теперь мы, значит, уж не попадемся с этим? - Гаврила ткнул ногой в тюки.
- Нет… Будь покоен. Сейчас вот сдам и денежки получу… Н-да!
- Это тово - сумма! Кабы мне, горюну. Эх, и сыграл бы я песенку с ними.
- Никак больше! Сейчас бы…
И Гаврила полетел на крыльях мечты. А Челкаш молчал. Усы у него обвисли, правый бок, захлестанный волнами, был мокр, глаза ввалились и потеряли блеск. Все хищное в его фигуре обмякло, стушеванное приниженной задумчивостью, смотревшей даже из складок его грязной рубахи.
Он круто повернул лодку и направил ее к чему-то черному, высовывавшемуся из воды.
Небо снова все покрылось тучами, и посыпался дождь, мелкий, теплый, весело звякавший, падая на хребты волн.
- Стой! Тише! - скомандовал Челкаш.
Лодка стукнулась носом о корпус барки.
- Спят, что ли, черти. - ворчал Челкаш, цепляясь багром за какие-то веревки, спускавшиеся с борта. - Трап давай. Дождь пошел еще, не мог раньше-то! Эй вы, губки. Эй.
- Селкаш это? - раздалось сверху ласковое мурлыканье.
- Ну, спускай трап!
- Спускай трап, копченый дьявол! - взревел Челкаш.
- О, сердитый пришел сегодня… Элоу!
- Лезь, Гаврила! - обратился Челкаш к товарищу. В минуту они были на палубе, где три темных бородатых фигуры, оживленно болтая друг с другом на странном сюсюкающем языке, смотрели за борт в лодку Челкаша. Четвертый, завернутый в длинную хламиду, подошел к нему и молча пожал ему руку, потом подозрительно оглянул Гаврилу.
- Припаси к утру деньги, - коротко сказал ему Челкаш. - А теперь я спать иду. Гаврила, идем! Есть хочешь?
- Спать бы… - ответил Гаврила и через пять минут храпел, а Челкаш, сидя рядом с ним, примерял себе на ногу чей-то сапог и, задумчиво сплевывая в сторону, грустно свистел сквозь зубы. Потом он вытянулся рядом с Гаврилой, заложив руки под голову, поводя усами.
Барка тихо покачивалась на игравшей воде, где-то поскрипывало дерево жалобным звуком, дождь мягко сыпался на палубу, и плескались волны о борта… Все было грустно и звучало, как колыбельная песнь матери, не имеющей надежд на счастье своего сына…
Челкаш, оскалив зубы, приподнял голову, огляделся вокруг и, прошептав что-то, снова улегся… Раскинув ноги, он стал похож на большие ножницы.
– Чего же ты хочешь? – улыбнулся Алекс, снова запуская пальцы в темный шелк волос. – Что нравится таким плохим девочкам? Ты ведь сама пришла сюда, милая. Теперь придется отрабатывать плату. И одних танцев мало.
Не переставая говорить, он тронул ее полуоткрытые губы кончиками пальцев и на этот раз позволил Анри взять их в рот и посасывать, пока продолжал, медленно роняя каждое слово:
– Ты очень красивая, знаешь это? Нежная кожа, гибкое тело, волосы блестящие, мягкие. И губы… умелые, как у опытной шлюшки. Ты дашь мне свои губы, сладкая? Не для пальцев, как сейчас, а для другого…
Прижал ладонью голову Анри к своим коленям, не позволяя вырваться, расстегнул ширинку…
– Нет, – прошептала, дернувшись, Анри. – Нет, пожалуйста.
– Поздно, – усмехнулся Алекс. – Кто же разрешает плохим девочкам говорить «нет»? Они должны просто делать то, что им велят. Ты сама хотела, чтоб я тобой попользовался.
Рывком подняв напряженное тело за плечи, он толкнул Анри на пол, укладывая лицом вниз. Женщина напряглась, выгибаясь, пытаясь упереться ладонями в тонкий ковер, но Алекс надавил на лопатки и услышал всхлип. Сразу же, выказывая покорность, Анри раздвинула ноги и задышала тяжело и быстро.
– Так-то лучше, – сказал он ласково, наклоняясь ниже. – Забыла свое место, сладкая? Оно здесь, на полу. Ноги раздвинь шире. И приподнимись, а то мне будет неудобно. Ты ведь хочешь меня порадовать?
Дотянувшись до подушки, он сунул ее Анри под послушно поднятые бедра и поставил колено между раздвинутых ног – без всякой необходимости, просто чтобы дать почувствовать свою власть. Тихонько поскуливая, Анри лежала, отвернувшись и дрожа всем телом. И когда Алекс, перехватив ее запястья одной рукой, другой погладил мокрую от пота спину, сначала вжалась в ковер, потом свела лопатки, ерзая и пытаясь то ли отодвинуться, то ли освободиться.
– Плохая девочка, – промурлыкал Алекс, прихватывая губами верхний край ее уха, проводя языком по завитку, а потом медленно стискивая зубами. – А кто сам на это напрашивался? Кто разделся для меня?
Отчаянный всхлип, напряженное, как струна, тело: тронь – и зазвенит. Он слушал горячечное дыхание, еле слышный скулящий стон. А когда отпустил заведенные за спину руки Анри – та ожидаемо рванулась и снова была уложена на ковер.
– Какая ты непослушная, – насмешливо проговорил Алекс. – Или передумала со мной играть?
– Нет, – выдохнула Анри в ковер. – Пожалуйста. Я буду слушаться. Не делайте больно!
– Не больше, чем сама захочешь, – проговорил Алекс, снова лаская ухо Анри языком. – Я не обижаю послушных девочек. Даже таких плохих.
Свободной рукой он гладил ее тело: спину, бедра, ноги – и снова поднимался к шее… Но каждый раз, стоило Анри дернуться, стискивал сильнее ее плечи и локти, не давая освободиться.
– Ты моя, – прошептал Алекс минуту спустя, чувствуя, как прижимается к нему мнимая жертва. – Я сделаю всё, что захочу…
Снова отпустил локоть Анри, продолжая игру в насилие и сопротивление, и лег рядом, продолжая гладить. Несколько мгновений Анри лежала тихо, выжидая, потом осторожно отодвинулась. Вскочила, рванулась из спальни и замерла, вцепившись в ручку двери – это было очень важно, чтоб дверь оказалась запертой… Не оборачиваясь, опустила плечи, напряглась всем телом, когда Алекс подошел сзади, обнял и сказал с ласковой насмешкой:
– Ну, все, сладкая, мое терпение кончилось.
Теперь главное было не затягивать. Алекс жестко взял ее за локти, отводя руки от щек, посмотрел в затуманенные горячечным страхом и желанием глаза. Развернул спиной к себе и с силой швырнул на кровать. Упав на нее животом, Анри успела только привстать, тут же придавленная сверху телом Алекса. Снова всхлипнула… Связав ее запястья за спиной заранее приготовленным широким шнуром, Алекс встал на колени между силой раздвинутых ног. Наклонился, придавливая спину Анри между лопаток ладонью, другой рукой расстегнул брюки.
– Нет… – проскулила Анри, – нет, не хочу… Отпустите…
– Ты такая красивая сейчас, – усмехнулся Алекс. – Отпустить? Не думаю…
Проведя рукой между ног Анри, он убедился, что тело женщины жадно ждет того, что отрицают губы. Нежная горячая влажность не оставляла в этом сомнений, как и стоны, стоило немного поиграть пальцами. А когда Алекс, наконец, толкнулся возбужденной плотью между упругих бедер танцовщицы, очередной томный всхлип стал громким и протяжным криком. Будь это условленное слово-сигнал, он бы остановился, но Анри и не пыталась прекратить происходящее. Самозабвенно сопротивляясь в меру сил, она билась под Алексом, в голос стонала, плакала и просила отпустить. Потом, вскрикивая от каждого толчка, принялась подаваться навстречу…
– Вот так, – выдохнул Алекс, с силой вколачиваясь в покорно принимающее его тело. – Так, да… Нравится? Скажи, что нравится. Что ты сама этого хотела….
Ответа не требовалось. Вместо слов Анри отвечала ему всем телом, распластавшись, усердно приподнимая бедра в такт каждому толчку и продолжая всхлипывать.
– Шлюха, – нежно сказал Алекс в горячее ухо, ловя его губами. – Красивая горячая шлюха. Нравится, когда тебя берут? Ну, говори!
– Да… – всхлипнула Анри в покрывало. – Да, пожалуйста…
– Больше не будешь упираться? Поняла, кто ты?
Рывком выйдя из вскрикнувшей женщины, Алекс дернул шнур на запястьях, распуская узел, перевернул Анри на спину, коленом раздвинул с готовностью подавшиеся ноги, вгляделся в лицо: раскрасневшееся, мокрое от слез и пота, искаженное… Еще сильнее разведя колени, Анри попыталась обнять его ногами, подаваясь навстречу, предлагая себя.
– Ты так просила тебя отпустить… – задумчиво сказал Алекс, наклоняясь и слизывая бисеринки пота с щеки Анри. – Может, и правда? Хочешь уйти, сладкая моя?
– Нет, – прошептала Анри умоляюще, заглядывая в его лицо. – Нет, пожалуйста. Я хочу… Хочу быть вашей… Прошу…
– Я же говорил, что ты будешь просить, – негромко напомнил Алекс, меняя тон.
Склонился, легонько поцеловал сухие распухшие губы, шепнул нежно, успокаивающе:
– Девочка моя, сладкая, хорошая. Значит, хочешь принадлежать мне?
– Да, – выдохнула Анри томно. – Все, что хотите…
Обняв Алекса, она терлась всем телом, прятала лицо у него на плече, дыша горячечно, рвано и быстро. Алекс погладил влажные волосы, нежно убрал с щеки прилипшую прядь. Сказал тихо:
– Ты теперь моя. Я никому не дам тебя обидеть, слышишь?
– Твоя? – шепнула Анри, не отрывая от него тающего блаженного взгляда. – Обещаешь?
– Моя, – подтвердил он, обнимая льнущее к нему тело и говоря то, что хотела услышать Анри. – Никому не отдам. Иди ко мне…
Толкнулся снова в горячую скользкую плоть, ловя губами сорвавшийся с губ Анри томный всхлип, двинул бедрами. Анри, уткнувшись лицом ему в плечо, раздвигала ноги, поднимая колени все выше, и гладила спину Алекса то ладонями, то кончиками пальцев… Спустив с плеча полурасстегнутую рубашку, сначала целовала, потом стала осторожно прикусывать.
– Давай, девочка, – тяжело дыша, разрешил Алекс. – Оставь мне метку.
И тихо рыкнул, когда ему чувствительно прихватили кожу между шеей и плечом зубами. Усмехнулся, впиваясь в ответ в радостно подставленные губы, скользнул языком вглубь рта… Анри двигалась в совершенном ритме, отдаваясь так, словно для нее во всем мире не существовало ничего, кроме любовника. Таяла, обнимала, рвалась навстречу, вскрикивала и выстанывала:
– А-а-а-алекс!… Ох, А-а-алекс… Еще! Мой лэрд… мой повелитель… Бери… сильнее…
А потом билась в его объятиях, то приникая, то отталкивая, чтоб тут же прильнуть еще теснее. И в последний момент, когда Алекс, уже выплескиваясь, немного отодвинулся назад и погладил пальцами самое чувствительное местечко женского лона, – в этот момент Анри стиснула его плечи, извиваясь, захлебываясь протяжным стоном…
Потом они лежали, обнявшись, и Анри лениво помогала Алексу стянуть все, что еще не успело сняться само, многострадальную рубашку, например. Оставив его голым, прижалась всем телом, обвила руками и ногами, положила голову на плечо. Алекс, улыбаясь, погладил темные спутавшиеся волосы, вдохнул запах. Шепнул, гладя влажные от пота плечи и спину:
Читайте также: